— !?!?

Я инстинктивно вскочил.

Я в волнении огляделся по сторонам и когда взглянул на свой, лежащий на прикроватной тумбочке смартфон на нём ясно отобразилась дата «22-ое декабря».

Вместе с чувствами облегчения, в слишком знакомой комнате моё тело поразила слабость.

— Это меня напугало.

Что это было? Этот сон был плох, даже в качестве шутки.

Какого чёрта Нацуми умерла сразу же после признания? Кто бы захотел нечто подобное?

— Серьёзно, почему мне приснился такой сон в такое время…

Даже после прикосновения к своим щекам, ощущения тёплой крови на них не было.

Но даже так, странное ощущение реалистичности всё ещё присутствовало и это ужасным образом стимулировало моё беспокойство. Благодаря этому, моё сердцебиение было не способно успокоиться и в моих ушах звучали подобные сигналам тревоги звуки. И вдобавок ко всему, всё мое тело было влажным от неприятного пота и я чувствовал себя настолько плохо насколько мог.

Или точнее, моих монологов явно стало больше по сравнению с тем временем, когда я был в моём семейном доме.

— Так мне приснился такой сон из-за возжелания тепла её тела? Ну, он действительно был приятным примерно до середины, но всё же…

И вот так я вспоминал ощущение от обнимания Нацуми, пока валялся в постели.

Она была такой мягкой и тёплой, и я не знаю, что это было, но она очень хорошо пахла. Её голос у моих ушей чувствовался щекотливо и самое главное…

— Её грудь действительно огромна.

Погодите, не это. Почему я вообще думаю о подобных вещах так рано утром?

Ладно, давай не будем увлекаться подобными фантазиями и быстренько соберёмся в школу. То, что сейчас произошло, было сном. Во-первых, что за спешка, когда ещё даже канун Рождества не наступил?

Тем не менее, только как аргумент.

Если бы я признался в канун Рождества и всё бы тоже прошло хорошо, я уверен, что всё получилось бы именно так. Когда это случится, не только её грудь, но так же…

— Погоди, хватит думать об этом! Сегодня я встречусь с Нацуми. Я не смогу показаться ей на глаза, когда моя голова забита подобными мыслями.

Когда я поднял своё тело, чтобы избавиться от подобных фантазий, от холодного воздуха у меня по спине пробежались мурашки.

— Холодно!

И впрямь, когда выдыхаемый воздух становится белым уже в комнате, то можно с лёгкостью себе представить, насколько холодно должно быть снаружи. Но возможно так будет идеально. С этим моя голова немного остынет.

Думая о таких вещах, я взял со стола фотокамеру и отправился на балкон, но холод, достаточный для того, чтобы мои плечи рефлекторно вздрагивали, заставил меня дрожать.

Не было бы странным, если бы в итоге ты начал чихать, почувствовав колющий холод зимы, в жалящем воздухе.

Не обращая внимания на холод, я посмотрел в видоискатель камеры и моя голова сразу же остыла.

— …

Когда я сконцентрировался, мои чувства начали обостряться, и это было хорошо.

Ясное ощущение, что проявляло себя всякий раз, когда я настраивал фотокамеру, в сочетании с жалящим воздухом распространило в моём сознании спокойное и безмятежное чувство.

Исчезли все мои праздные мысли и я направил объектив на пейзаж перед собой, будто был частью камеры.

Мой расслабленный взгляд воспринимал мир более подробно.

Вдоль ряда домов стояли многочисленные фонарные столбы. На линиях электропередач отдыхали три воробья и напротив жилого района был выстроенный из небоскрёбов деловой район. И посреди них стояла пронзавшая небо Пихтовая башня.

Улицы города Мисоно были вновь освещены низким, утренним солнцем зимы. Оно сияло из абсолютной тени с безмятежной обстановкой и даже присутствующие толпы купались в спокойном цвете.

Обычное утро со специфической атмосферой и смесью из обычной апатичности и бизнеса.

Многие люди дали своим чувствам ослабнуть, потому что пришло время начать этот новый день.

Щёлк!

По моим барабанным перепонкам ударил короткий звук затвора электрического фотоаппарата.

— Фух.

Когда я убрал свой глаз от видоискателя и сделал вдох, спокойствие, которое я испытывал, когда настраивал фотокамеру начало исчезать. С тех пор, как я получил эту фотокамеру в качестве поздравительного подарка при поступлении в старшую школу, я без конца смотрел на этот поразительный пейзаж.

Таким образом, наблюдение за изменяющимся каждый день пейзажем и направление на него объектива из квартиры на четвёртом этаже ощущалось так, словно я записываю каждый день и это действительно интересно.

Вот почему я делаю по снимку каждый день.

Это и ежедневная рутина, и привычка.                  

— Тем не менее, сегодня, конечно, стало ещё холоднее.

Было настолько холодно, что казалось, будто по-прежнему слабо освещённое небо готовилось позволить пойти снегу. Я уверен, что Генерал Мороз, где-то там наверху в небе поджидал нужного момента для того, чтобы сделать именно это.

— Хотя если пойдёт снег, то было бы идеально начни он идти в канун Рождества.

Если бы такое чудо в самом деле произошло бы, тогда я уверен, что Нацуми была бы рада. Вид того как она радостно останавливает мягко падающий снег своими ладонями, определённо стал бы очаровательным зрелищем.

Я хотел бы сделать снимок такого зрелища, если бы мне разрешили…

— Тем не менее.

Также есть момент, в котором я почувствовал бы себя очень неловко. Во-первых, что я вообще должен буду сказать?

Что-то вроде «Пожалуйста, будь моей моделью»?

Или может «Позволь мне сфотографировать тебя»?

Я бы почувствовал себя неловко, думая о том, что сделал. Не то чтобы у меня не было права говорить подобное.

Но если это Нацуми, мне кажется, что она просто сказала бы «конечно», при этом ведя себя смущённо, и это было бы по-своему мило.

— Точнее, бесполезно волноваться о каждой мелочи.

Избавившись от своих мечтаний, я покинул балкон. Комната, куда залетел холодный зимний воздух, ощущалась гораздо освежающе, чем когда я проснулся. Если бы я сделал всего один вдох, то он избавил бы меня от всех этих чувств.

И поэтому, возможность взять со стола журнал камеры с изношенными и изодранными уголками, при этом ставя на стол фотокамеру, можно сказать также стала моей ежедневной рутиной.

В развороте была вставлена единственная фотография, она была согнута так сильно, что раскрывалась сама по себе, а рядом с ней было написано следующее:

«Первое место – Куроэ Ричи».

— …

Хоть это и короткая фраза, она написана самыми крупными буквами на развороте и это заставило меня испытать смесь из счастья и сожаления.

Это фото названное «Её мир», я сделал сам и послал на Премию Читательских Представлений, которую ежемесячно проводил журнал этой фотокамеры.

— Никогда бы не подумал, что оно в конечном итоге победит.

В любом случае, с того момента как его опубликовали прошло полтора года, но я всё ещё не могу найти в нём настоящего смысла.

Даже когда со мной связался издательский отдел по поводу выигрыша, я занимался этим так, будто это было чужое дело и сколько бы времени не прошло, он всё ещё не ощущается настоящим.

Конечно же, я этому рад. Однако помимо этого ещё существуют подавляющие, противоречащие чувства, которые я из-за этого испытываю к Нацуми.

В конце концов, эта фотография была чем-то, что запечатлело её личную жизнь, а я ей даже словом не обмолвился, когда отправлял её.

— Как бы я об этом не думал, это невежливо.

Это так, но тогда почему я от этого в восторге? К счастью оно победило, но изменить факт того, что я сделал нечто лицемерное по отношению к Нацуми, никак невозможно.

Да, по этой причине, как бы меня не хвалили, я не могу полностью принять этого. Даже если это были слова самой Нацуми.

— Почему ты отказался от него?

На шее Нацуми с угрюмым выражением на лице сегодня тоже, как и всегда, висели её фирменные, большие наушники. Сейчас в обеденный перерыв, я и Нацуми обедали в пустом классе, избегая пристальных взглядов общественности. Ну то есть, мне было бы ужасно неловко, если бы мы вдвоём обедали там, где нас могли бы видеть все?

— Это не дано? Я занял первое место только по чистой случайности. Это просто на уровне хобби.

Нацуми, что не могла согласиться с этим, поджала свои губы.

— Да ладно, почему ты говоришь такое, Ричи? Даже при том, что у тебя достаточно таланта для этого. И, кроме того, я, эм…Мне н-нравится та фотография, которую ты сделал, знаешь ли…?

— Если она тебя смущает, тогда вообще не говори о ней. Даже я становлюсь смущённым.

— Что!? А я потратила своё время, чтобы тебя похвалить! Теперь не отводи взгляд!!

Разумеется, я отвожу взгляд, потому что я смущён. Я очень рад тому, что мне сказали это, но столкновение с ней в подобной ситуации немного… понимаете?

— Теперь мне всё равно! Ричи, ты дурак.

Нацуми начала тыкать своё скромное бэнто, уныло пожав плечами в противоположность тому, что сказала. Как человек, который купил в школьном кафетерии большое количество хлеба и онигири, я понятия не имел, как этого могло быть достаточно. Она неплохо росла на таких фруктах в таком количестве. Ну, я не стану уточнять, какой именно частью.

— Но сделанная тобой фотография размещена в брошюре для новых учеников, верно? Думаю, учителя подумали, что она хороша и запросили это. В конце концов, она заняла первое место, понимаешь?

— Говорю же, это была чистая случайность. Для начала, поскольку я отправил её, даже не сообщив тебе, награда уже не действительна, не так ли?

— Ты действительно честен в самых странных отношениях. И упрям тоже. Разве не было бы хорошо, если бы ты был более гибким в этом?

— Ты единственный человек, от которого я не хотел этого слышать.

— Мнгх. Хмпф. Я ведь недружелюбная, упрямая и одинокая девочка со странной головой. Ладно, поняла уже.

— А, эй. Не хватай чужие напитки!?

— Хмпф.

Несмотря на такое недовольное поведение, её уши всё ещё были ярко-красными. Она как открытая книга. В конце концов, она – это она, наверное, переживала о том, не сказала ли снова чего-нибудь странного или что-то в этом роде.

— Всё в порядке, правда. Я сделал эту фотографию, потому что хотел, чтобы вместо других людей её увидела Нацуми. Её победа была чем-то, что произошло случайно.

То же самое я сказал учителю, но всё закончилось тем, что он ответил мне: «В таком случае, тем лучше для Тебя делать их». Какого рода ожидания они на меня возлагают?

— Ричи.

— Что?

— Это было довольно хитро с твоей стороны.

— О чём это ты?

— Ни о чём! Эта твоя забывчивость реально раздражает меня. Ты хоть понимаешь каково мне было во власти твоих прихотей?

Понятия не имею, что она имеет в виду. Или вернее, почему это она вдруг начала дуться?

— Эй, я что-то сделал? Если да, скажи мне нормально и я извинюсь.

— Хаа. Почему ты становишься серьёзным в такие критические моменты. Я выгляжу, как дура, будучи единственной кто знает. Ричи, если ты продолжишь делать такие вещи, однажды тебя обязательно пырнут ножом.

— Почему ты вдруг говоришь, что-то настолько пугающее! Разве ты не была чуточку нежнее, когда мы впервые встретились?

— Заткнись, ты… получай!

Ауч! Какого чёрта, она просто пнула меня?

— Мне уже всё равно. Можешь быть хитрым, сколько хочешь. Серьёзно, я единственная, кто волнуется об этом, как дурочка.

Не понимаю, почему ты, не смотря на то, что говоришь такое, звучишь так радостно. Скорее, у меня есть много вещей, о которых я тревожусь, понимаешь?

В последнее время её аура стала нежнее и она стала милой, а мальчишки в классе говорить о ней. Самой горячей темой во время уроков физкультуры является то, что «у неё самая большая грудь среди девочек» и она мне говорит, что я не понимаю этого. Однако, если сама Нацуми не станет немного более самоуверенной, понимаешь, то я могу начать волноваться о различных вещах таких как, факт того, что она может оказаться обручённой с кем-то другим или что-нибудь ещё.

— Не будет ли здорово быть немного внимательнее. Как насчёт такого?

— «Немного» говоришь, а это сколько.

— Н-ну, з-знаешь, как погладить меня по голове или что-то вроде того…

Невероятно, я вообще не могу увидеть логики. Что у неё в голове творится!?

— Не смотри на меня так, будто смотришь на что-то очень странное!

— Нет, нет, это не то! Я просто немного, нет, вполне удивлён тем, что даже, не смотря на то, что раньше тебя окружал совершенный барьер одиночки, ты действительно стала способна говорить такие вещи.

— Замолкни! Я говорю, что ты не понимаешь, как чувствовать дистанцию между людьми.

— Ты сказала некоторые невероятные слова. Как и ожидалось от одиночки Нацуми.

— Эй, на драку нарываешься? Серьёзно… в любом случае поторопись и погладь меня по голове.

Почему мне это говорит таким командным тоном, девочка, у которой по какой-то причине покрасневшее лицо? При этом когда она смотрит на меня так, словно чего-то хочет, я чувствую, что должен сделать это. Интересно, почему это?

— Ауч!?

Но когда она так беззащитно выпячивает свою голову, во мне есть часть, которой хочется немного её подразнить.

— Зачем ты ткнул меня в лоб!?

— Нет, ну, твой лоб просто был в нужном месте, так что…

Пока я говорил это, Нацуми держась за свой лоб, с упрёком смотрела на меня. Со слезящимися глазами и надутыми щеками, она в самом деле сумела показать все виды эмоций.

— Виноват.

— Ах!

Вот почему всякий раз, когда она начинает вести себя испорченно, как некоторое время назад, я становлюсь озадаченным.

В конце концов, когда я в первый раз заговорил с Нацуми, она была холодной и недружелюбной. Она не сближалась с людьми до такой степени, что казалось, будто она действительно выстроила вокруг себя барьер.

А теперь она позволяет мне гладить её по голове, от чего в восхищении расслабляет свои щёки. Ты действительно не можешь предсказать, какими станут люди.

Тем не менее, у неё определённо красивые волосы. Они длинные, шелковистые и их так приятно трогать.

— Почему остановился?

— Э, мне продолжать? Я гладил тебя уже добрых три минуты, знаешь ли?

— Д-для таких вещей время не имеет значения. Просто удовлетворяй меня как должно…

Аах, чёрт возьми. Интересно, всё ли это непостижимо.

— Нацуми, ты не говоришь похожие вещи другим мальчикам?

— Хм? Говорю что? И я не близка ни с одним другим парнем, кроме тебя.

— …

Хотя я знаю? Что ты одиночка, не имеешь друзей и, что ты хранишь воспоминания об одиночестве, я всё это знаю. Так, как ты можешь говорить такие вещи прямо мне в лицо!?

— Что-то не так? Вдруг вот так вот отводишь взгляд в сторону.

— Ох, помолчи, оставь меня в покое.

— Так странно. Ха-ха.

Эти её части действительно несправедливы. Конечно, я буду в сознании, когда мне вдруг говорят нечто подобное. Но, я вижу. Так то, что Нацуми сказала ранее было тем же самым, ха?

А, мой тон тоже стал жёстче.

В конце концов, разве так и не должно быть? Как ты можешь вести себя нормально, когда на тебя влияют такие смущающие эмоции?

— Но это действительно позор.

— Что именно?

— Фотографии. Ты должен просто делать их, даже если не собираешься вставлять их в брошюру.

— Как я уже сказал, я отказался от этого. Ты не можешь просто забыть это.

— Хм. Даже при том, что талант Ричи – это нечто, что признано другими людьми, в отличие от меня.

Она беспечно произнесла эти слова, но оттого что я знал глубину вложенных в них чувств, они не были чем-то, что я мог просто проигнорировать. И потому.

— Ауч!? Я же сказала, прекрати уже тыкать в мой лоб!

— Я делаю это, потому что ты говоришь глупые вещи.

— Что значит глупые. Разве это не правда? В итоге, никто не понимает того, что вижу я, даже ты, Ричи. Я стала одиночкой, как раз из-за этого.

— Но разве сейчас не иначе? К тому же, ты, правда думаешь что это так? Ты ведь тоже видела снимок, который я сделал?

Когда я сказал ей это, Нацуми показала удивлённое выражение и начала краснеть, а затем показала маленькую, облегчённую улыбку.

— Ты в самом деле хитрый.

Ну, её слова всё ещё были как никогда кислыми.

— Ты можешь не верить этому, но я, правда, благодарна тебе. Вот почему, пока Ричи понимает меня, я в порядке. Даже если я не буду понята никем другим, даже так, я не возражаю.

В противоположность одиноким словам, которые она пробормотала, выражение её лица было наполнено теплом.

Сильно сжимающая моё сердце боль – это напоминание о том, что она живёт в несколько отличающем от других мире.

Не видеть того, что видят обычные люди и видеть то, чего они не могут.

У Нацуми несколько особые обстоятельства.

И из-за этого над ней издевались в средней школе.

Именно поэтому Нацуми всегда была одна и плохо измеряла расстояния между людьми, но по этой же причине она вела себя раздражительно, испорчено и демонстрировала различные выражения.

Но теперь я рад.

— Ричи, ты не собираешься есть? Обеденный перерыв скоро закончится, знаешь ли?

— Хм, ах, точно.

Мимолётная грусть исчезла, и я вернулся ко времени обеденного перерыва, который был окружён дальним шумом. Нацуми тыкала своё бэнто, в то время как я потянулся к горе из хлеба и онигири.

Это было время тишины.

В расслабляющей комнате.

Кажется, здесь есть что-то крайне важное.

— Кстати, насчёт позавчера, у тебя всё хорошо, так ведь…?

Я невольно вздохнул от её уклончивой манеры речи.

— Ч-что это за реакция такая!?

— «Что за реакция», спрашиваешь… это не дано. В который раз это уже происходит? Поднятие тобой этой темы.

— Это не имеет значения, не так ли? Кроме того, меня это беспокоит. В к-конце концов, раньше у меня никогда не было обещания о с-свидании с мальчиком…

— …!

Нацуми, пожалуйста, просто прекрати уже. Если ты говоришь мне такое, с таким ярко-красным лицом, то, разумеется, меня тоже это смутит. Ох, боже, что же мне делать с этими своими тревожными чувствами!?

— Эй, всё в порядке, верно!? Ты точно пообещал мне, верно?

— Всё нормально. Всё в порядке, поэтому буду ждать перед станцией в одиннадцать часов.

— Вот как… я рада.

Что это за чувство желания убежать из этого места? Я уже хочу как можно скорее вернуться в класс. А потом открыть случайное окно и просто кричать на голубое зимнее небо без причины.

— Ах, не забудь об этом, ладно, Ричи. Мне определённо хочется увидеть подсветку Пихтовой башни.

— Я понял. Обязательно запомню это.

— Тогда ладно.

Нацуми удовлетворённо улыбнулась. Выражение на её лице было очень ярким. Зная, как сильно она была похожа на ёжика при нашей первой встрече, меня переполняют эмоции, когда думаю о том, какие изменения она претерпела.

«Она действительно стала миленькой», – подумал я. Но, как и ожидалось это неловко, потому я не смог произнести этого вслух.

— Канун Рождества наверняка будет весёлым. Давай извлечём из него абсолютный максимум.

Канун Рождества.

В отличие от жизнерадостной Нацуми мне стало не по себе.

— …?

Я почувствовал странную жёсткость. Прежде чем подумать о таких скрывающихся в моём сердце чувствах, я понял, что, наверное, это было из-за того сна, который я сегодня увидел.

«Я люблю тебя. Я люблю тебя, Ричи».

Сказав эти слова, Нацуми завалилась назад. Краснота крови капающей из её слегка приоткрытых губ вместе с тёмно-красным пятном на её груди тяжким грузом висели на моём сердце.

От этой сцены, которая выглядела слишком реалистично, я закрыл рот и медленно сглотнул подступающую тошноту, а по моей спине скатился липкий и неприятный пот.

Это был холодок отличающийся от холода зимы.

Сильное ощущение реальности смерти Нацуми внезапно вернулось.

— …

Я сделал глубокий вздох. Я велел себе успокоиться. Хорошо, посмотри внимательно. Нацуми всё ещё здесь жива, здорова.

Она жива. Разве она не прямо у меня перед глазами?

— Ричи…?

— Ах, ничего. Виноват. Задумался чутка.

— Тебя что-то беспокоит?

— Нет, ничего.

Эти расплывчатые слова показывали, что я колебался. В конце концов, что я могу сказать? Должен ли я был сказать: «Мне приснилось, что я видел, как ты умерла», вот так? Самой Нацуми?

Да ладно.

Это не влияет на настоящую неё, так почему я должен намеренно говорить что-то, что заставит её волноваться?

— Это что-то о чём ты не можешь поговорить со мной?

— Не нужно вникать в каждую мелочь.

— З-заткнись. Переживать за тебя плохо?

Если я ценю эту её неуклюжую доброту, тогда я не могу продолжать беспокоить её своими кошмарами.

Для начала «Меня просто немного подташнивало», как я могу сказать нечто подобное? Разве то, что я, сделав это, испорчу проведённое с ней время, не будет пустой тратой времени?

— Правда, ничего.

— Ну, если ты так говоришь.

— Ага, я просто ненадолго выключился, пока думал о послезавтра.

— Неужели? Да… я с нетерпением жду этот день.

Смотри, Нацуми показала мне такую яркую улыбку. Лучше я забуду такой странный сон.

«В это небо вторгается враг».

Если говорить о Ширанамисе Нацуми, то она была известна на публичных сайтах, как «Безумная Красотка», которая выкладывала изображения с такими вот подписями.

Были и другие наподобие «Я вижу вас, люди», «Я ищу истинную личность врага» или «Разве нет никого, кто мог бы увидеть это?», я услышал о ней из слухов ещё на первом году старшей школы, а также сам видел подобные посты.

Пока я думал, что она была чудачкой, моя заинтересованность в ней также была задета. Мне было интересно, о чём она думала, публикуя подобные абсурдные изображения и даже не пытаясь скрыть это от других людей вокруг неё.

И когда я действительно увидел Нацуми, она оказалась гораздо более милой, чем я себе представлял.

Временем, когда я встретил её должным образом было, когда я сменил класс на втором году старшей школы. В то время как мои одноклассники маленькими группками неустанно болтали о предстоящем годе, Ширанамисе сидела в одиночестве и игралась в своём телефоне, при этом слушая музыку через свои большие наушники.

У неё была «не разговаривай со мной» аура, которую я хорошо понимал без необходимости что-то говорить.

Из-за того, что там распространялась её раздражённая аура, вокруг неё раскинулось пустое пространство и внутри шумного класса, только это место превратилось в нечто схожее с эпицентром тайфуна.

Ни мальчики, ни девочки не пытались говорить с ней по собственной инициативе. Даже так, мне кажется, что причина того, почему все по-прежнему время от времени бросали на неё взгляды, заключалась в том, что она выглядела такой красивой, вот так вот проводя время в одиночестве. Думаю тем, что привлекло их внимание, была её незаинтересованность в общении с кем-либо, вместо этого сохраняя молчание в одиночестве, пока её одноклассники отчаянно повышали свои голоса для того, чтобы провести время с кем-то.

В конечном итоге, та кто явно была красавицей, изолировала себя.

Ну, как я в дальнейшем понял, такое отношение на самом деле было всего лишь прикрытием и в глубине души оказалось, что она просто нервничала от своей неспособности чувствовать дистанцию между людьми.

И вот почему из-за своей эксцентричности на публичных сайтах и изолированности в классе, Ширанамисе вошла в новый учебный год, без обращений от кого-либо.

Однако то впечатление, которое у меня было о ней, продержалось до тех пор, пока я случайно не наткнулся на её мир.

В тот день, из-за каких-то ремонтных работ, дверь на крышу случайно осталась не закрытой. Испытывая любопытство о месте, в которое обычно не мог войти, я выбрал подходящее время и самостоятельно пошёл на крышу.

Вместо ожидания того, что там будет нечто особенное, это было не более чем, прихотью для удовлетворения моего любопытства. Я мог бы сделать несколько интересных снимков, если бы пошёл в какое-нибудь отличное от обычного место, ну или так я думал.

— …!

Тем не менее, я всё ещё благодарен причудливому мне, по сей день.

Когда я вышел на крышу, меня приветствовали куча древесных отходов и появившееся, когда время перевалило за четыре часа вечера небо.

Во время этого периода в начале апреля, дни становятся длиннее, а небо начинает приобретать мягкий оттенок. Там куда падал яркий и ясный солнечный свет стояла она.

Ширанамисе смотрела на небо со своим смартфоном в руке.

Она молча стояла на вершине кучи из древесных отходов, направляя взгляд, гораздо более интенсивный, чем я когда-либо видел в классе, в голубое небо.

— …

Это было лишь мгновение. У меня не было времени подумать об этом.

Я зафиксировал свои глаза на ней так, будто меня засасывало.

Естественно, раньше я часто видел её в классе. Я притворялся, что не был заинтересован в ней. Конечно, когда ты здоровый старшеклассник и у тебя есть миленькая одноклассница так и было бы.

Но в тот момент Ширанамисе отличалась от обычной себя в те другие времена.

В любом случае, это была глубоко волнующая сцена. Стимулированный ей, я посмотрел на это через видоискатель. Потому что в тот момент не было причин не нажать на затвор.

Внутри прямоугольного поля обзора, Ширанамисе в одиночестве, болезненно смотрела в небо.

Я понятия не имею, какие чувства она укрывала. Или даже, собственно говоря, то, что было у неё на уме. Но даже так, её присутствие, которое казалось, несло в себе и нежность, и горечь, задело моё сердце.

Тем, что раскинулось у меня перед глазами, был мир, который был только её.

Классная комната, коридор, спортивный зал и кафетерий.

Это было слегка отличавшееся от таких повседневных вещей место.

Стоящее отдельно от «школьных» декораций.

Щёлк.

И мой палец спонтанно нажал на затвор.

Однако мир Ширанамисе исчез, совпав с тоскливым, электрическим звуком затвора, который втянуло в небо. Потому что, в настоящий момент, он перестал быть только её местом. Прекрасный и кратковременный мир исчез из-за такого невоспитанного, незваного гостя вроде меня.

Я пришёл и сделал это сам, но пожалел об этом факте. Мне хотелось молчать и наблюдать за ней немного дольше, но это не сбудется в данный момент.

— Кто это!?

Её голос был резок, будто разрывал воздух.

— Ах, э. П-приветик.

Единственным, что я сумел произнести, будучи прижатым её гневным взглядом вместе с этим голосом, стал этот жалкий ответ. Я прекрасно осознаю, что явно выглядел подозрительно, будучи перегруженным напряжением и постоянно оглядываясь.

Вопреки моим переживаниям о том, будут ли меня упрекать, Ширанамисе, по какой-то причине, прижала её телефон к своей груди в извиняющейся манере.

Я очень хорошо помню, что, по какой-то причине, когда я смотрел на её отчаянные попытки спрятать его, как если бы она сделала что-то плохое, в моей голове промелькнула мысль «Она выглядит одиноко».

— Это одна из тех фотографий? Из тех, что ты выкладываешь в сети.

Вот почему я, не подумав, обратился к ней. В конце концов, казалось, что если бы я не сделал хотя бы это, то её бы сдуло ветром.

— П-почему ты знаешь это!? Что… кьяя!?

— Эй!?

— Ничего страшного, я в порядке!

Вновь раздался её резкий голос. Моя нога, что сдвинулась на один шаг, остановилась.

— Я в порядке, я в порядке.

Казалось, что она сейчас могла в любой момент потерять равновесие, а это было опасно. В дополнение, её упрямство держать меня подальше, при этом настаивая, что она в порядке, почему-то выглядело крайне неуклюжим в отличие от её поведения в классе.

— Очевидно, оттого что ты стоишь на таком месте. Давай же, дай мне руку.

— Я-я сказала, я в порядке, кьяяя!

— Ширанамисе!

Если бы я сумел поймать её, когда она потеряла равновесие, сделав этот последний шаг, то было бы здорово и всё такое, но каким бы жалким это ни было, я не смог её удержать и упал на спину.

— Т-ты…

— Зачем ты взобралась на такое место!?

— …

— Ты вот-вот получила бы травму, понимаешь!?

— А-ах, эм… извини…

Ширанамисе повесила свои плечи в моих руках и не устояла, как если бы её тело отказало. В любом случае, кажется, ничего страшного не случилось, так что по какой-то причине я почувствовал облегчение.

— Так, какое предложение ты планировала опубликовать вместе с ним на этот раз?

— Ха?

— Фото, что ты только что сделала. Ты собираешься выложить его на публичный сайт, так ведь?

— Д-да. Это, это так.

Но всё же, снова смотря на неё, она действительно прекрасная девушка. У неё аккуратный носик и большие глаза. Если бы только её «не разговаривай со мной» ауры не было, то думаю, она была бы очень популярна.

— Ч-что такое? Уставился на меня так.

Тем не менее, кажется, девушка не обращала внимания на эти мысли, так как она даже не пыталась скрыть свою настороженность.

Тем, кто односторонне подошёл к ней действительно был я, но правдой так же было и то, что её тяжёлая аура чуть было не заставила меня отодвинуться.

Но тогда дувший и переносивший аромат весны ветер заставил меня почувствовать спокойствие. Да настолько сильное, что оно вынудило меня терпеть взгляд, который она бросала на меня со стороны, он был колючим, прямо как ёж.

— На самом деле я ничего не делаю.

Когда я произнёс это, напряжённость Ширанамисе не показала признаков убывания. В то время как она направляла на меня острый взгляд, она развернулась, повернув свою спину ко мне, будто стараясь отдалиться от меня насколько только могла. По ощущениям это было так, будто меня укололи иголкой.

Она была острой и обжигающей.

— Т-ты лжёшь.

— Хм?

— Я имею в виду, ты не трогал моё тело?

— Подожди секунду, это произошло, потому что я спас тебя, понимаешь!? Это было неизбежно, ты так не думаешь!?

— Но это не изменяет того факта, что ты трогал меня. К тому же, никто не просил тебя о помощи или что-то такое…

Эта девушка слишком неуклюжая.

— Эй. Разве не скучно так себя вести?

— Зачем тебе говорить это так, как будто ты что-то знаешь? Что ты знаешь обо мне?

— Ничего не знаю. Ты даже в классе не разговариваешь, в конце-то концов. Разве для меня невозможно вместо этого что-нибудь знать?

Факт того, что она продолжает выкладывать безумные фотографии на публичных сайтах.

Факт того, что она надевает свои наушники и играется на своем телефоном в классе, одна.

Вот и всё, что мне известно о Ширанамисе. Я не могу не согласиться, когда она говорит мне, что я ничего о ней не знаю.

— Так, кто же ты?

— Кто, ха? Куроэ Ричи, твой одноклассник.

— Понятно. Тогда, что мой одноклассник здесь делает? Эта крыша должна была быть зоной без входа.

— Это и к тебе относится. Я здесь не ради чего-то конкретного. Если я обязан сказать, посмотрим… Я просто подумал, что раз сегодня хорошая погода, то я смогу сделать хорошие снимки отсюда.

Говоря это, я быстро поднял свою фотокамеру, чтобы показать ей. Точнее, эта штука не сломалась, верно? Я чувствовал, что она великолепно разбилась, когда я спас Ширанамисе некоторое время назад.

— И-извращенец!

— Ээ?

— Ты снял меня этой штукой, не так ли!? Ты извращенец!

Если вспомнить, тогда она тоже пнула и ударила меня.

— Прекрати бить меня!

— Отпусти!

— Ни за что, меня ударишь, если отпущу, не так ли!? Просто успокойся немного.

У меня было такое ощущение, что вместо ежа я успокаивал бродячую собаку. То как она настороженно обнажала свои клыки на меня, было в точности как у собаки.

— Слушай, я не делал никаких странных фотографий.

Я показал ей фотографию, которую снял, в то же время, ощутив облегчение от того, что камера не сломалась. Маленький экран отобразил печальную фигуру Ширанамисе, которая стояла на куче из древесных отходов и направляла её смартфон в небо.

— Это красивый снимок…

— Верно? Я ни за что не могу упустить такой момент с камерой в руках.

— Что за самоуверенное поведение? В любом случае, разве это не подглядывающая фотография?

— Эти слова больше не применяются, так как ты признала объект «хорошей фотографией». Так что теперь твоя очередь.

— Э?

— Я имею в виду снимок. Ты его сделала, так ведь? Поэтому покажи мне его.

Я думаю, что тем, что внезапно проявилось на её лице, когда я сказал ей – это были замешательство и испуг. Её внешний вид, когда она крепко сжала свой телефон, казался таким, будто она что-то терпела.

— Я не стану смеяться, даже если оно плохое.

— Я не это имела в виду.

Тогда, что ещё? Я не мог задать ей такой вопрос, после того как увидел её чрезмерно обеспокоенное выражение. Тем не менее, если есть нечто настолько сбивающее с толку.

—Думаю, ты просто должна нормально сказать это.

— Почему ты ведёшь себя так самоуверенно?

— Я не веду себя самоуверенно или как-то ещё. Я просто так подумал, вот и всё. В конце концов, ты выглядишь так, будто тебе больно. Если нужно просто послушать, я готов слушать.

— Но…

Но Ширанамисе всё равно волновалась. Я не понимал, что сделало её такой упрямой, но, тем не менее, я не планировал покинуть крышу просто так.

— Даже у меня есть вещи, о которых я не могу рассказать остальным. Например, я хотел новые линзы и тайком работал в школе. Так, ну, как мне сказать это? Нет нужды держать в себе так много, ведь так?

— Ты странный человек.

— Да ты что?

— Да, верно. Обычные люди не заходят так далеко и не суют нос в чужие дела.

— Но, ты обеспокоенна, правильно?

— Ты назойливый.

А вот и это зудящее чувство, когда тебе говорят что-то подобное. На этот раз у меня не было таких намерений и я просто спросил, потому что Ширанамисе выглядела обеспокоенно, поэтому оно, в самом деле, было неуместно.

— Какого цвета для тебя небо?

Этот неожиданный вопрос достиг моих ушей с тихим эхом. В тон её голоса была вложена ужасно серьёзная серьёзность, которая отличалась от того времени, когда она читала вслух учебники в классе.

Тем не менее, из-за этого, я понял, что она не задала мне этот вопрос как какую-то шутку.

— Небо голубое. Ну оно отличается по вечерам и всё такое.

— Понятно. Вот как это обычно бывает, хах. Небо голубое. Нечто подобное – здравый смысл.

— Это ужасно отчаянная манера речи. Тогда, какое оно для тебя? Каким цветом оно видится тебе.

— Бледно-розовым.

— …

— А ещё, в активное время оно также становится пурпурным.

Я был обеспокоен тем, стоило ли мне сказать ей сходить к офтальмологу или нет. Я не мог понять, что говорила Ширанамисе.

Бледно-розовое небо, говорит она, что с этим не так?

Ну, в зависимости от обстоятельств небо действительно могло казаться таким при закате или вечером. Но то, что говорила Ширанамисе, наверняка, было не об этом.

— Тогда что? Тебе такими кажутся все фотографии, которые ты делаешь?

— Д-да. Но оно выглядит как обычное голубое небо только на фотографиях, ха.

Думая об этом теперь, неудивительно, что распространились подобные слухи. Когда им говорят что-то подобное, люди вокруг неё вообще не смогут понять это.

— В конце концов, ты не понимаешь, ха?

— Ну, да. Но, подожди минуту.

Сказав это, я направил свои линзы на небо.

— Что ты делаешь?

— Как выглядит бледно-розовое небо, например?

Я жестом показал Ширанамисе подойти ко мне. Затем, пока мы вместе смотрели на экран, я управлял камерой и постепенно изменял оттенок.

— Это удивительно. Что ты делаешь…?

— Я манипулирую балансом белого. Это легко понять, если представишь себе радугу, но в свете множество цветов. Это функция коррекции фотографии с требуемым цветовым тоном из этих цветов. Ну, изначально это функция, которая появилась при мысли о том, как снять чистый белый, как чистый белый.

Немного горделиво демонстрируя свои обширные знания, я оперировал камерой перед удивлённой Ширанамисе и регулировал отображаемые на экране цвета неба. Я изменил цветовую температуру, а также отрегулировал детальные поправки. С каждым кликом, отображаемое на экране небо изменяло свой оттенок.

Небо, которое было бледно-оранжевого цвета, постепенно окрашивалось ярко-красным, а затем, когда я изменил значение коррекции в синюю сторону, оно начало приобретать оттенок, который нельзя было назвать ни фиолетовым, ни розовым.

— Это оно!!

И затем, мы наконец достигли неба, которое видела Ширанамисе.

И когда весь экран был окрашен в бледно-пурпурный цвет, Ширанамисе указала на одну часть экрана. Это место действительно было окрашено в бледный оттенок, который можно было назвать бледно-розовым.

— Так это небо, которое видит Ширанамисе?

Я нажал на затвор в этом состоянии.

— Но оно всё ещё отличается. Правда в том, что всё небо окрасилось в такого рода бледно-розовый цвет.

Её восхищённый голос рядом со мной достиг моих ушей. Поскольку Ширанамисе была поглощена изображением в экране, её голос, который был не более чем шёпотом, был настолько близко, что его было слышно совершенно отчётливо.

— Ах, извини. Извини.

— Нет, я тоже, извини.

Столь глупая ситуация, где мы взаимно извинились и в смущении отодвинулись друг от друга, зажгла лёгкую улыбку на моём лице. Вместе с тем, я отчётливо помню, как от её дыхания, которое я ощущал рядом с собой, а также от температуры её тела, что всё ещё едва сохранилась на моём плече, моё сердце билось быстрее, чем необходимо.

— Хи-хи.

Но когда Ширанамисе радостно хихикнула, я почувствовал, как моё тело становилось всё горячее. Это было слишком смущающе, поэтому я сделал вид, что вожусь с камерой и украдкой взглянул на неё. Её освещаемые солнечным светом и при этом раздуваемые ветром волосы, разливали по только её окружению крупицы света.

— Так красиво.

— Э?

— Э, ах, нет, то есть, это…ничего. В смысле, ты знаешь, небо. Я подумал, что оно красивое. Вот, что я имел в виду.

Я не мог быть ещё более жалким. Какого чёрта я настолько разволновался?

Но, я просто не смог удержаться.

Ширанамисе красавица, что бы вы не говорили, а её грудь касалась моей руки всего минуту назад. Просить меня не смущаться было бы неразумно.

— Спасибо, Куроэ-кун.

Не принимая во внимание меня, который в глубине души придумывал бессмысленные отговорки, она столкнулась со мной нежной улыбкой. Её выражение было безгранично красивым, и к тому моменту, как я это осознал, я как глупец снова стоял там, очарованный ею.

— Ты первый. Первый человек, что увидел небо, которое вижу я.

Когда я пришёл в себя, моё тело стало настолько горячим, что это удивило меня.

— До сих пор никто не понимал. Вот почему, я действительно рада, что встретила тебя здесь.

Встречаться с ней взглядом смущающе или вернее я смущён. Почему, почему нечто такое…

— Ах…

Произнеся это, Ширанамисе встала и отошла от меня, пока я весь был напряжён изнутри и шёл к центру крыши шаг за шагом.

Её развевающиеся на шелестящем, весеннем ветерке волосы и нежная улыбка, что была у неё на лице, заставили меня забыть даже обратиться к ней и я просто смотрел на неё в изумлении.

— Надо мной издевались в средней школе.

Затем она начала говорить. Я не мог увидеть её лица, так как она была повёрнута ко мне спиной, но по какой-то причине, её голос казался восхитительным.

— Ты знаешь эти рисунки, которые делают группами? Я нарисовала пейзаж во время одной, но раскрасила небо бледно-розовым. Естественно, я знала, что нормальные люди видят его не таким. Но я хотела, чтобы они знали, что видела я. Чтобы я могла поверить, что я тоже не одна. Это всё чего я хотела, но все начали называть меня чудачкой и высмеивать меня.

Её голос, будучи таким ясным, что вы бы и не подумали, что она говорит о своём тёмном прошлом, разносился вместе с ветром и щекотал мне уши.

— После этого, они высмеивали меня при любой возможности. Говоря такие вещи, как «Какого цвета небо сегодня?» и «Ты знаешь о голубом небе?». Когда я читала в классе вслух и когда из моего рта случайно вырывались слова «Голубое небо», класс заполнялся смехом… Это очень огорчало меня.

Пустота от неправильного понимания.

Печаль от неприятия.

И одиночество, которое она ни с кем не могла разделить.

Ширанамисе зашла так далеко с не принимаемым никем миром, в котором она жила.

— Тогда я просто должна отказаться от таких людей, верно? Думая так, я начала игнорировать их, после того как перешла в свой третий класс средней школы. На следующий день дети, которых я считала друзьями были окружены задирами и я больше не могла этого терпеть.

— Поэтому ты делаешь то же самое в классе?

Как только я спросил это, Ширанамисе покраснела. Похоже, она просто смутилась.

— Это неправильно?

— Ха-ха. Ты ярко-красная до ушей.

— Тебя никто не спрашивал!

— Понятно. Так вот почему ты публиковала эти странные фотографии на публичных сайтах. Ты думала, что в мире мог быть кто-то вроде тебя.

— Верно.

Я думал, что ей не было нужды быть такой глупой в этом, но опять же это также может быть просьбой о слишком многом. В конце концов, до сих пор она была совсем одна и никем не понимаемая.

— Но знаешь, у меня была маленькая, крошечная надежда. Что возможно помимо меня был кто-то ещё, кто видел мир, как я. Но этого не произошло и это заставило меня осознать, что я была одна.

В тот момент, я понял это.

Что всё, будь то её упрямое отношение или поведение, которое делало общение с ней невозможным, было просто результатом её одиночества.

Что Ширанамисе всегда жила в таком мире совершенно одна, так что у неё не было другого выбора, кроме как делать это.

— Вот почему, позволь мне сказать это правильно. Слушай, я не скажу чего-то такого во второй раз, так что слушай внимательно… Спасибо.

Когда она неожиданно развернулась после того, как сказала эти слова, то выглядела очень смущённой, но даже так, выражение её лица выглядело гораздо нежнее, чем любое другое, которое она показывала до сих пор. Её щёки немного покраснели, её слегка робкие губы, а также наполненный привязанностью взгляд… каждое из них было наполнено цветом и жизнью.

Я почувствовал, как моё сердце пропустило удар, а затем снова разогналось, его биение проходило по всему моему телу глухим стуком в хорошем ритме.

Ах, это просто, даже если я сам так скажу, подумал я.

Чтобы я смог настолько её осознать с одной её единственной улыбки.

Но, я бы ни за что не стал. Эта девочка, которая была такой непростой и не подпускала никого к себе, теперь так честно раскрывала мне свои чувства.

— Я принесу снимок завтра.

— Э?

— Я как следует сделаю последние штрихи.

И вот так я в одиночку покинул крышу, оставив озадаченную Ширанамисе позади.

Она могла подумать, что я сочувствую ей.

Или, что я жалел её.

Думая о том, что она чувствовала в тот момент, я стал беспокойным.

Но даже так, я хотел сделать что-нибудь для неё.

Её слегка робкое лицо осталось глубоко в моём сердце, не исчезая.

Эти слова благодарности, которые она передала мне, продолжали возвращаться, усиливая мой сердечный ритм.

Я просто слушал её разговоры. Но если для того, чтобы она показала мне такие выражения достаточно и такого незначительного действия, то я сделаю для неё всё что угодно. Вот как я себя чувствовал.

Я нёсся к своему дому, чувствуя, что могу сделать что угодно. Я возился со своим ПК всю ночь, словно сумасшедший, используя все свои навыки до предела и сделал единственную фотографию.

Потому что я верил, что делал это для Ширанамисе.

Потому что думал, что это было всем, что я мог сделать для неё.

Вот почему я сделал единственную фотографию.

Это была фотография, которую я снял, когда впервые ступил на крышу.

Под эфемерным, но прекрасным бледно-розовым небом, куча из древесных отходов, на которой она стояла и видневшаяся за ней Пихтовая башня, а также небоскрёб города Мисоно были окрашены в бледно-розовый цвет.

Среди них, только Ширанамисе была полна цвета и выглядела отчуждённой.

Вот почему я сделал фотографию, которая инстинктивно заставляла тебя почувствовать, что она изолирована и что она живёт в этом мире совершенно одна.

— Ширанамисе.

— Куроэ-кун?

Когда я на следующий день пошёл в школу, то первым делом утром обратился к ней. Она как всегда в одиночестве играла в своём телефоне. Возможно, что сегодня она снова делала свои обычные посты, пытаясь найти людей, что жили в том же мире, что и она.

Если так, тогда она наверняка была одинока и скрывала их колючим поведением.

— Вот.

Честно говоря, я мог быть слишком резок. Потому что первым, что я сделал утром, без предварительного уведомления, было вручение ей конверта.

Но, по крайней мере, в этот момент, всем о чём я думал было то, что я должен что-то сделать для неё и единственно правильной вещью, на которую я натолкнулся, было это.

— Я не думала, что ты действительно принесёшь её сюда.

Не обращая внимания на меня, чья голова была забита подобными мыслями, Ширанамисе открыла конверт и опустила взгляд на лежавший внутри снимок.

— Это мир, в котором я живу… Так вот насколько красивым он был.

От вида того, как кончик её пальца нежно поглаживал снимок, я почувствовал себя несколько застенчивым и смущённым. Я бесцельно посмотрел на часы и на заходящих в класс одноклассников, и тогда.

— Спасибо, Куроэ-кун.

Мои глаза встретились с Ширанамисе, которая поблагодарила меня со слегка влажными глазами.

Чувство, что раскинулось во мне в тот момент, почти также заставило меня пустить слезу, без моего ведома. Я смог сделать что-то для неё. Это осознание вызвало у меня чувства восхищения.

Предположим, что существуют моменты, когда ты внезапно обнаруживаешь, что влюбился в кого-то, я верю, что их вызывают самые банальные из вещей.

Но это может быть тем, что мы зовём судьбой.

Всё-таки, на самом деле это было ничем иным, как моей прихотью.

В тот день, я забрёл на крышу из любопытства и наткнулся на обеспокоенную Ширанамисе. Было что-то, что я смог сделать для неё и меня поблагодарили за это.

Это всё, что было и больше ничего.

В этом не было ничего драматичного.

Это было небольшое взаимопонимание.

Тем не менее, это маленькое чувство для меня было важнее всего остального и с тех пор, я начал влюбляться в неё всё больше и больше.

Вот почему это, наверняка, также была судьба.

— Так ты прогуливала в таком месте?

— Нацуми?

— Все занимаются крупной уборкой и только ты одна здесь бездельничаешь, это не хорошо.

Нацуми, одетая в свитер и с собранными в хвост волосами, поднялась по лестнице ко мне. Её затылок казался холодным и я остыл от одного взгляда на него.

— На самом деле я не прогуливаю. Я просто взяла небольшой перерыв. Кроме того, сегодня 23 декабря, правильно? Прийти в школу в национальный праздник(1) это нечто за что можно похвалить.

— Я понимаю, что ты хочешь увильнуть от этого. Но это не поможет, понимаешь? Все ученики принимают участие в крупной уборке.

— Ты так говоришь, а сам сидишь здесь.

— А не могу?

— Нет. Всё в порядке, недолго.

В любом случае, не похоже, что общий результат улучшится, даже если ты отдашь всего себя этой уборке. Так что, в таком случае, если взять небольшую передышку, вреда не будет.

На лестничной площадке крыши, было мало людей. Когда мы придвинулись поближе друг к другу во избежание дувшего от ворот холодного ветра, её тепло передалось мне через тонкий свитер.

Причиной, того почему ворота, которые обычно должны быть закрыты, сейчас остались открытыми, был вывоз мусора, который нельзя было убрать. Совсем недавно, я поднялся по лестнице с большим трудом, смахивая с себя пот, даже в такую холодную погоду. Ну, я слишком устал, поэтому, когда я отпустил мусор, который держал, то просто сел на лестницу и взял передышку.

— Нацуми. Тебе больше нет места в классе, так ведь?

— Ч-ч-ч-что ты несёшь!?

— Ты слишком потрясена!

— Ты сказал такую странную вещь, так что естественно, что я буду такой!

С того весеннего дня прошло больше полугода и Нацуми также стала довольно нежной. Однако большую часть времени она была в классе одна, как всегда, и я практически никогда не видел, чтобы она разговаривала с одноклассниками, кроме меня.

— Даже ты не хочешь возвращаться в класс, поэтому ты здесь, верно!?

— Вот как. Это правда. В таком случае, поскольку я вернусь первым, ты можешь побыть здесь чуть дольше.

Когда я встал после того как сказал это, Нацуми со слезящимися глазами ухватилась за край моего свитера.

— Почему ты такой злой. Ричи, ты идиот, дебил!

— Что ты имеешь в виду под дебилом… Ну хорошо.

Если я буду дразнить её слишком сильно, она начнёт тыкать меня. Это должно быть хорошей возможностью.

— Кстати, где твои наушники?

Ах, так вот почему я почувствовал, что затылок выглядел слишком холодным. Больших наушников, которые она всегда носила, нигде не было видно, а её бедный затылок был открыт холодному ветру.

— Даже я снимаю их, когда делаю крупные уборки. Они становятся помехой.

— Даже не смотря на то, что ты не смогла вынести одиночества в классе и сбежала сюда, подожди, ай!

Не надо щипать меня со всей силы.

— Так, ты в порядке? Разве у тебя не болит голова?

— Всё хорошо, я в порядке. Небо сегодня тоже спокойное.

— Понятно. Но всё же, это так странно. Твоя головная боль проходит, когда ты надеваешь свои наушники.

— Верно. Мне тоже это интересно.

Говоря это, Нацуми придвинулась ко мне поближе.

— А, эй!

— Что такое~?

— Нет, неважно.

В тот момент, когда она сделала настолько детское движение, я не смог ничем ответить. Чувствуя на своём плече тепло, я прислушался к отдалённой суете. Это бьющееся сердце… интересно, кому из нас оно принадлежало? Когда я взглянул на неё, глаза Нацуми были закрыты в утешении.

— Эй, Ричи.

От того, что меня окликнули, я покраснел и отвёл взгляд в сторону. Я спрашивал себя, догадалась ли она, что я смотрел на неё.

— Ричи, ты слушаешь?

— Слушаю. Что такое?

— Я рада, что встретила тебя.

— Ч-что? Что ты такое внезапно говоришь…

— Чувствуешь смущение?

— Заткнись!

— Так ты.

— Я сказал, замолчи!

— Хи-хи, это была расплата за некоторое время назад.

Чёрт, я дразнил её слишком сильно? Подумать только, что она отомстит мне таким способом.

Но я чувствую, что если это делает её счастливой, тогда я не очень возражаю. И к тому же, ко мне прикасается её грудь.

— Ты думаешь о чём-то пошлом?

— Конечно же, нет!

Она что экстрасенс или типа того? Я начинаю нервничать.

— Эй, Ричи. Ты помнишь? Время, когда мы впервые встретились.

— Ну, вроде бы.

— Это было здесь. Мы встретились здесь, на этой крыше.

Услышав это от Нацуми, я посмотрел через плечо.

— Думаю, я была просто шокирована, когда ты просто встал и оставил меня позади.

— Ну, прости за это.

— Но на следующий день ты принёс с собой фотографию, так что я прощаю тебя.

Но она говорила таким радостным голосом, что я не знал, как к этому относиться.

— Но я рада. Что тем, кто нашёл меня, был Ричи.

— Ничего особенного. Это было по чистой случайности, понимаешь, чистой случайности.

— Тебе не обязательно так стыдиться этого. Потому что это сделало меня действительно счастливой.

Когда она встречала меня такой сияющей улыбкой, то даже я становился счастливым.

— Поэтому, Ричи, оставайся рядом со мной, хорошо?

— Нацуми. У тебя лицо красное, ты зн… Ай!?

— Агх, почему ты такой нечувствительный, когда это имеет значение? Давай же, пойдём уже. Уборка ещё не закончилась.

— Ладно – ладно.

Поднявшись, мы спустились по лестнице.

— Эй, Ричи.

— Что?

— Я с нетерпением жду завтра.

Пока я стоял в неописуемом удивлении, то увидел Нацуми, которая бежала вниз по лестнице, с развевающимися волосами.

Я побеждён.

Когда она говорит мне такое с таким выражением, я должен любой ценой сделать завтрашний день лучшим днём. Тем не менее, сейчас даже ожидание этого ощущалось веселым, и я погнался за ней, спускаясь по лестнице.

Железная дверь издала печальный звук, содрогнувшись на ветру.

И потому, сегодня в канун Рождества, я был первым, кто пришёл на наше место встречи, но по какой-то причине я не мог успокоиться.

Меня уже какое-то время наполняло беспокойство. По какой-то странной причине, мои руки ужасно потели, даже в такой холод. После проверки своего смартфона с полминуты и его выключения, они уже стали потными.

Всему виной должно была быть окружающая атмосфера.

Так как наше место встречи было в деловом районе, то в нём было полно таких же ожидавших кого-то, прямо как я, людей. Мальчики беспокойно смотрели по сторонам, а неспособные успокоиться девочки игрались со своими смартфонами; конечно, я и сам не мог успокоиться, когда здесь было столько беспокойно ожидавших кого-то людей.

— Я серьёзно не могу успокоиться.

Аах, чёрт побери. Если я собираюсь быть таким, то мне хотелось бы принести фотокамеру с собой. Мои чувства утихомирились бы, после того, как я сделал бы приемлемую фотографию.

— Я совершил ошибку.

— Что ты имеешь в виду?

— Уй!?

Я уже был на грани, так что когда кто-то неожиданно обратился ко мне со стороны, то я невольно издал забавный голос.

— Не надо так удивляться.

— Н-Нацуми.

— Извини. Долго ждал?

Сегодняшняя опоздавшая быстро опустила голову, выглядя при этом беспокойной.

— Ах, ничего страшного, правда. Я тоже только что пришёл сюда.

Я стал жалобно взволнованным. По сценарию прошлой ночи, я должен был поприветствовать её поумнее. Что, чёрт возьми, я только что сделал?

— Хи-хи, спасибо. За то, что пришёл пораньше.

Кажется, из-за своих жалких действий я стал очень перегруженным, но когда она дарит мне эту свою привычную, мягкую улыбку, я не могу не исцелиться.

— Так, ты не хочешь сказать мне что-нибудь?

Спросила она, пока теребила свою одежду, и выглядела в ней просто великолепно.

Я был слишком стеснён для того, чтобы сделать ей комплимент и потому неловкость от вопроса о её наряде, пробудила во мне желание избегать её взгляда.

Это и так понятно, но сегодня Нацуми была не в своей школьной форме. На ней был белый, вязаный корсет, который был туго затянут вокруг её груди и тонкое, красное пальто поверх него. На ней также была юбка. Весьма странно, что внешний вид, который я обычно не вижу, вызвал у меня ощущение, будто это был не первый раз, когда я увидел его. Даже так, её наряд был настолько подходящим этому дню, что это заставило меня осознать то, насколько встреча была важна сегодня.

— Тебе… действительно идёт.

Это было всем, что я сказал, но почему мне пришлось так растягивать свои слова? Моё смущение вышло за предел, я не хотел оставаться здесь ни секундой дольше.

— Пошли, пойдём уже.

— Да ладно, в этом нет ничего настолько смущающего.

— Заткнись!

Я стоял рядом с Нацуми, которая радостно смеялась и мы пошли вперёд по улицам кануна Рождества, словно погнавшись за спинами пары идущей перед нами.

Бесчисленное количество людей, таких как пары и семьи мимо которых мы проходили, испускали оживлённое настроение. Казалось, будто весь город был живее, чем когда-либо.

И в этом суетящемся от радости городе, идущая рядом со мной Нацуми, похоже, получала удовольствие куда больше, чем обычно. От одного взгляда на её лёгкую походку, внутри меня пробуждалась радость от того, что мы были вместе.

Да, я рад.

Я по-глупому нервничал, когда пригласил её, но я действительно рад, что сделал это.

— Ричи ты почему-то ухмыляешься от уха до уха.

— Что!? Нет! О чём ты говоришь!

— Ты такой взволнованный. И у тебя лицо красное как помидор. Возможно, случилось, что-то хорошее?

Она делает это нарочно, я знаю! У неё на всём лице это злорадное выражение!

— Сказал же, ничего!

— Хотя, я была бы счастлива, если бы ты стал немного честнее со своими чувствами~

Если бы я мог сделать это, то все мои проблемы исчезли бы. Но, как бы сказать, в том, что я рад быть с Нацуми сегодня нет сомнений. И потому.

— Ах.

— Что такое?

— Ничего, хи-хи. Пойдём?

Ничего не сказав, я взял её за руку и продолжил идти. Ну, это. В такой ситуации в словах нет необходимости.

И потому, во время такого неловкого разговора, мы продолжали гулять по улицам.

Обычно, мне бы захотелось прыгать от радости всего лишь от такого, но сегодня всё-таки было по-другому.

Это был канун Рождества.

Улицы были украшены в Рождественской манере и куда ни глянь, всё было блестящим и красочным. И я гулял с ней, в окружении таких декораций. Тем не менее, для меня было бы странным, если бы я был счастливым только из-за этого.

— Эй, Ричи, посмотри туда на секунду! Разве это не мило?

Нацуми выглядела действительно мило, энергично изучая размещённую на витрине одежду.

— Нацуми, попробуй ещё и это. Это действительно вкусно.

Беззастенчивое кормление нас обоиз перед магазином, заставляло меня почувствовать себя воистину бодро. И на сегодняшний день мы можем быть вместе. Этот факт сделал меня счастливым и в моём сердце распространились тёплые чувства.

В будущем таких шансов должно быть гораздо больше.

Мы можем совершить новогодний поход в храм, а в феврале ещё и День Святого Валентина. При переходе в третий класс старшей школы изменений в параллелях не происходит, так что мы и в следующем году будем в одном классе.

— Ричи, смотри. Какой красивый закат.

— Ах, уже так поздно, ха?

В кафе, в которое мы зашли, мы слишком долго наслаждались праздными разговорами и совершенно позабыли о времени. Прежде чем мы заметили, солнце начало садиться, а тени начали постепенно вытягиваться.

— Эй, Нацуми. Почему бы нам не заглянуть в школу ненадолго?

— Зачем? Ты что-то забыл?

— Нет, ничего такого. Просто, разве тебе не хочется проверить школу в такой день?

Произнося эти слова, я по какой-то причине почувствовал неприятное ощущение у себя в груди.

Внезапно в голову пришёл сон, который мне приснился два дня назад и я стряхнул его в волнении.

— Хмм, звучит интересно, но интересно, сможем ли мы войти?

— Всё нормально. У меня есть защищённый маршрут.

Что это было за чувство сейчас…?

Это слегка неприятное чувство в моём сердце. Однако вскоре оно было закрашено счастьем и тёплыми чувствами от удовольствия.

И таким образом, мы пришли к школе в праздничном настроении.

— Я не думала, что мы действительно сможем войти.

— Я же сказал, что у меня всё под контролем, не так ли? Когда я прогуливался, чтобы сделать фотографию, я заметил, что у одного из окон в классе рисования сломан замок.

— Возможно ли, что ты входил без разрешения даже до сегодняшнего дня?

— Кто знает.

— В конце концов, ты не такой уж и пай-мальчик. Не впутывай меня, если угодишь в неприятности, хорошо?

— Погоди, разве это не та часть, где ты должна сказать «Я приду спасти тебя»?

— А, я не обязана спасать кого-то, кто нарушает школьные правила, не так ли?

— А, я имею в виду. Без меня ты просто снова станешь одиночкой.

— Ричи!

— Ха-ха-ха.

Мои шаги эхом разносились по тихой школе, когда я убегал от покрасневшей Нацуми.

— Остановись уже!

Мы вот так вот шутили, и, кажется, Нацуми тоже наслаждалась этим. Но я полностью понимал её чувства.

Обычно оживлённое школьное здание сейчас было безмолвным, класс, в который мы небрежно пытались попасть был заперт и мы также не могли включить свет в коридоре, так как нас мог кто-нибудь найти. В дополнение, как бы это сказать, чувство от невозможности сделать все эти повседневные вещи заставило нас чувствовать себя очень взволнованными.

Даже попадавшие внутрь через окно свет и звуки казались далёкими и возникло ощущение того, что мы действительно были единственными здесь.

Почему-то это чувствовалось так, будто в этот момент мы делали нечто совершенно особенное.

— О, повезло! Этот замок не заперт!

— Ох, правда? Полагаю, кто-то забыл закрыть его вчера.

— Наверное так и есть.

С этими словами я открыл железные ворота и на меня напал холодный ветер. Разносимые ветром рождественские песни достигли нас с немного отдалённой от этого места улицы.

Весь город осветился и завеса тьмы опустилась в её полную силу.

Это было довольно загадочно.

Вечерняя крыша испускала успокаивающее чувство, которое сильно отличалось от самого школьного здания.

Так как время перевалило за шесть вечера, солнце естественно зашло за горизонт и ночь вошла в самый разгар.

— Потрясающе.

— Я знаю.

Раскинувшийся перед нами вид был восхитителен…настолько, что это наполнило меня гордостью, когда я отвечал.

В торговом районе, где мы только что были, был офисный комплекс, где рядом друг с другом стояли высокие здания. Увидев, так цветисто полностью украшенный Мисоно, у меня невольно просочился вздох восхищения.

— Это особое место. Отсюда мы увидим даже иллюминацию Пихтовой Башни.

И впрямь, эта башня была видна практически отовсюду, но после размышлений о лучшем месте из всех, это место было тем, что пришло мне на ум.

Тогда, в тот день, когда у меня произошла случайная встреча с Нацуми, я отчётливо видел эту гигантскую башню, что стояла на заднем плане.

И поэтому я выбрал это место. В конце концов, здесь всё началось.

Если бы в тот весенний день никто из нас не пришёл на крышу, то этот день никогда бы не наступил. И если бы это случилось, то я уверен, что мы бы просто прошли мимо друг друга, так и провели бы все свои оставшиеся школьные дни.

Но сейчас мы здесь.

И по этой причине, это должно быть это место и никакое другое.

Место, где я признался ей.

— В пустой школе очень приятно.

— Ага, я рада, что мы пришли сюда.

— Угу.

Повисла тишина.

Нежно и бесшумно заполняя пространство между нами.

— …

— …

Мы молчали с трепетавшими в наших животах бабочками.

Меня наполняла нервозность.

Я чувствовал каждый удар своего сердца.

— Ай!

— Нацуми?

Когда я развернулся, Нацуми корчила лицо, держась за висок.

— Как обычно?

— Да.

Такое случалось время от времени. Я не знал была ли причиной мигрень или что-то другое, но порой Нацуми страдала от ужасных головных болей. И обычно в такие времена она надевала свои фирменные наушники.

Когда она сказала, что уменьшало боль, когда она так делала, это прозвучало странно, но это всё равно работало лучше, чем таблетки, которые она получала от врача, поэтому я думаю, что так оно и есть.

— Где твои наушники?

— Сегодня у меня их с собой нет, как и ожидалось. Канун Рождества, в конце концов.

Или так она сказала, но глядя на то, как она так много гримасничала, судя по всему, боль была интенсивной.

— Понятно. Что ж. С этим ничего не поделать, наверное…

— Ричи? Ах…

— Я прикрою твои уши.

Даже я бы сам сказал бы, что это слишком жалкий предлог. Обнять её просто, чтобы прикрыть ей уши. Но разве это не нормально? Я уже был на пределе, после того как провёл с ней целый день.

Когда мы встретились в нашем месте встречи, когда мы гуляли по улицам держась за руки, когда мы пробрались в эту пустую школу – мне всё время хотелось обнять её.

И, похоже, так чувствовал не только я.

Её тело навалилось на меня, и в то время как сначала оно просто коснулось меня, она сильнее прижала себя ко мне. Я почувствовал, как её присутствие в моих руках возросло.

Её мягкость, сладкий аромат её волос, а также её сердечные вздохи – каждая её часть соблазняла меня. Волнение вспыхнуло глубоко внутри меня и пробежалось вниз по моей спине. И будто преследуя эти волнительные чувства, пальцы Нацуми заползли на мою спину.

Это подвергло меня иллюзии того, что меня ласкали и с каждой секундой сдерживать себя становилось всё сложнее.

Я вожделел её ещё больше.

— Ричи, слишком тесно!

— И что?

— Ах…

Я грубо и страстно обнял её. Я обнял её тело со всей своей силой, как будто всё моё тело желало её.

Её сладостный аромат и сердечные вздохи… всё это принадлежало мне.

Но этого всё ещё недостаточно.

Я был наполнен непреодолимым стремлением к ней.

Я хочу больше.

Её существование, её прикосновение, её сердце и даже больше…

Я желал больше её.

— Нацуми.

— Ричи.

Её вялый и сентиментальный ответ послал поразительное ощущение, которое прошло через всё моё тело от головы до пят.

И тогда я опустил свою голову.

Чтобы придвинуться к ней ещё ближе.

И чтобы доставить свои чувства.

— Фм.

Это был нежный поцелуй, поцелуй, чтобы почувствовать её.

Наполненный моими чувствами боязни потерять её, такими же сильными, как и моё желание её.

Это оттого что я желаю её настолько сильно, что мне хочется глубоко дорожить ею.

Я не хочу ранить её ни в каком случае.

Второй раз был нежнее, чем первый.

— …

— …

И моя голова, и моё сердце были наполнены Нацуми.

В них не было места ни для чего другого.

В этот самый момент, я почувствовал, что в этом мире существовали только я и Нацуми.

Мы разъединили наши губы и посмотрели друг на друга.

Её неясные глаза.

Её окрашенные любовью щёки.

И её слабо приоткрытый рот. Всё похотливо приглашало меня.

Поэтому слова свободно вышли из моего рта.

— Я люблю тебя, Нацуми.

В мгновение ока из меня вылились яркие чувства любви и восхищения.

Всё моё тело дрожало от иного чувства восторга по сравнению с тем, что было от обнимания и целования её.

— Да.

Её ответ звучал трогательно.

— Я тоже.

Чувства, которые она не могла подавить переполняли каждое её слово.

— Я люблю тебя. Я тоже люблю тебя, Ричи.

Таким образом, мир потерял свои очертания. В моём поле зрения была видна лишь Нацуми.

— …!

Желая заключить это счастье, я закрыл глаза.

У себя на лице я чувствовал её горячее дыхание.

Ошпаривающее, иссушающее, опаляющее…

Волнение заполнило пространство между нами.

— Агх…

И затем, Нацуми вырвало кровью.

У меня на глазах, что были широко открыты в шоке, Нацуми начала медленно падать. Упав ко мне в руки, её волосы раскинулись и отдавали казавшимся неуместным великолепным блеском.

— Что… разве такое вообще… разве это не так же, как в том сне…?

—  …!

И затем я вскочил.

Я в волнении огляделся по сторонам, затем взял свой смартфон и посмотрел на экран. На нём ясно отображалась дата «22-ое декабря».

— Хаааааааа.

Издав большой вздох, я рухнул на крвоать.

Что это был чертов за сон? Я подумал, что проснулся ото сна, где Нацуми умерла и вскочил, но это тоже оказалось сном и в нём даже была такая же концовка. Редко можно увидеть два кошмара поверх друг друга, но если возможно, я не хотел бы испытать нечто подобное. Или быть может дежавю может происходить внутри сна, когда я не осознаю, что сплю?

Я действительно не понимаю этого.

Но в отличие от первого сна, во втором мы поцеловались. А значит, в третьем…

— В таком случае, может мне стоит увидеть его ещё раз. Или скорее, это делает этот третьим?

В таком случае, вместо того, чтобы начинать всё с 22-го декабря, хотел бы я, чтобы мне приснился тот самый момент из 24-го. Мне не нужен такой окольный путь дразнения.

— Это здесь я должен перестать говорить странные вещи и пойти в школу?

Возможно, послезавтра я проснусь с какими-нибудь странными галлюцинациями. Выйдя на балкон со своей фотокамерой в руках, я в итоге задрожал от чрезмерного холода.

— Холодно!

Но, не обращая на это внимания, я посмотрел через видоискатель и моя голова тут же остыла.

— …

Когда я сконцентрировался, мои чувства начали обостряться и это было хорошо. Я чувствовал, будто мои чувства напоминали то, что я испытывал в последнее время, но, игнорируя это, я направил своё внимание на сцену перед собой.

Вдоль ряда домов стояли многочисленные фонарные столбы. На линиях электропередач отдыхали три воробья и напротив жилого района был выстроенный из небоскрёбов деловой район. И посреди них стояла пронзавшая небо Пихтовая башня.

Улицы города Мисоно были вновь освещены низким, утренним солнцем зимы. Оно сияло из абсолютной тени с безмятежной обстановкой и даже присутствующие толпы купались в спокойном цвете.

Это было обычное утро со специфической атмосферой и наполненностью, как из летаргии, так и из поспешности.

Многие люди дали своим чувствам ослабнуть, потому что пришло время начать этот новый день.

Щёлк!

По моим барабанным перепонкам ударил короткий звук затвора электрического фотоаппарата. И завершая свою ежедневную рутину последней вещью, которую нужно было сделать осталось переодевание в мою школьную форму и уход в школу.

С такими мыслями я вернулся обратно в комнату, но в тот момент, когда увидел лежащий на столе журнал камеры, я спонтанно протянул к нему руку.

«Первое место – Куроэ Ричи».

Эта короткая фраза сопровождала фотографию Нацуми.

Этот снимок, который я сделал на крыше, где всё началось, без сомнений был моей лучшей работой. Но причина, по которой я не был полностью удовлетворён его высокой оценкой, наверное, заключалась в моём чувстве вины за то, что я отправил его, не сказав ей об этом.

Я отправил эту фотографию, когда вёл себя довольно безрассудно. На самом деле настолько, что даже встал раньше обычного лишь бы встретиться с ней, как только мог.

— Даже если я останусь таким навечно, всё равно ничего не изменится.

Если я быстро не переоденусь, то опоздаю в школу.

Итак, обеденный перерыв. По просьбе Нацуми, которая всё ещё не может перестать быть одиночкой, мы обедали в комнате без людей.

— Почему ты отказался от него?

Видимо Нацуми, на лице которой было угрюмое выражение, не могла согласиться с моим решением об отказе от предложения быть ответственным за фотографии для брошюры для новых учеников. Мои фотографии были только на уровне хобби. Если кто-то собирался взяться за эту работу, то для них было бы лучше быть профи, это было нечто, что должен был понимать каждый.

— Но сделанная тобой фотография размещена в брошюре для новых учеников, верно? Думаю, учителя подумали, что она хороша и запросили это. В конце концов, она заняла первое место, понимаешь?

— Говорю же, это была чистая случайность. Для начала, поскольку я отправил её, даже не сообщив тебе, награда уже не действительна, не так ли?

— Ты действительно честен в самых странных отношениях. И упрям тоже. Разве не было бы хорошо, если бы ты был более гибким в этом?

Когда она сказала, я почувствовал странное чувство, будто уже испытывал это.

— Эй, Нацуми. У нас раньше уже был этот разговор?

— Э, был? Я не помню этого.

— Понятно. Тогда полагаю это я ошибаюсь.

Мы кучу раз говорили о том, что я завоевал первое место. Наверное, я перепутал это с воспоминанием об одном из тех случаев. В конце концов, будь то лето или осень, мы провели вместе много времени с нашей первой встречи весной.

— А, Ричи.

— Хм?

— У тебя рис на лице.

Палец, который она внезапно протянула, коснулся моей щеки. На её красивом пальчике было рисовое зёрнышко, которое она без колебаний положила к себе в рот.

— По крайней мере, предупреждай, прежде чем делать нечто подобное.

— Я же сказала, разве нет? Что у тебя на лице был рис.

— Ты могла сказать что-то ещё, верно!?

— Э? Может тебе неловко?

— Заткнись!

И таким образом, наш обеденный перерыв прошёл спокойно, пока мы говорили о подобных вещах.

— Кстати, насчёт позавчера, у тебя всё хорошо, так ведь…?

Я невольно вздохнул от её уклончивой манеры речи.

— Ч-что это за реакция такая!?

— «Что за реакция», спрашиваешь…это не дано. В который раз это уже происходит? Поднятие тобой этой темы.

— Это не имеет значения, не так ли? Кроме того, меня это беспокоит. В к-конце концов, раньше у меня никогда не было обещания о с-свидании с мальчиком…

Хм? Разве раньше я не видел этого выражения лица Нацуми где-то?

— Эй, Ричи, не игнорируй меня!

— О-ох. Извини. В любом случае, всё в порядке. Перед станцией в одиннадцать часов, верно?

— Да, верно. И тогда, мы вместе посмотрим подсветку Пихтовой башни.

— Ага, знаю. Это напомнило мне, я не думаю, что видел Рождественскую иллюминацию до этого.

Хотя это становится главной темой каждый год, когда это время подходит, обычно у меня нет конкретных планов увидеть её, точнее, прогуливаться по улице в канун Рождества бессмысленно, поэтому я никогда не выхожу.

— Я-я тоже. Поэтому я и хочу, чтобы в этом году мы несмотря ни на что увидели её вместе…Хорошо?

Воу, что это? Я чувствую себя счастливым, почему-то. Так есть девушка, которая сказала бы мне такие слова.

— Канун Рождества наверняка будет весёлым. Давай извлечём из него абсолютный максимум.

Канун Рождества.

В отличие от жизнерадостной Нацуми, я испытывал сильнейшее чувство дежавю, которое было до сих пор.

Что это такое?

Что вообще происходит?

Я действительно не понимаю, но эти слова произвели на меня плохое впечатление.

«Я люблю тебя. Я люблю тебя, Ричи».

Эти выгравированные в моём сознании слова, были словами из того сна, который я видел сегодня утром.

Испытывать дежавю о кошмаре, при этом… находясь в кошмаре, не то чему я рад.

—Ричи?

Её обеспокоенный голос быстро вернул меня в чувства.

— Что-то не так? У тебя лицо побледнело.

— А-ага. Я в порядке. Ничего страшного. Я просто вспомнил сон, который сегодня приснился.

— Сон?

— Не переживай об этом. Я просто проснулся по-плохому, вот и всё.

— Неужели?

На лице Нацуми был немного одинокий взгляд, но как я могу рассказать ей о таком сне? Для начала, только потому что мне приснился такой сон, ещё не значит, что что-то подобное произойдёт в реальности. В реальности Нацуми продолжит жить и оставаться рядом со мной, как и делала до сих пор.

В таком случае, волноваться не о чем, так ведь?

Те ужасные приступы дежавю накапливались по мере того, как день прогрессировал и каким бы ужасно это ни было, на следующий день эти приступы атаковали меня трижды. Озадаченный этим, я поискал это в интернете и, по-видимому, это не было такой уж редкостью, поэтому я просто игнорировал это. Ну, так или иначе, это было не более чем ощущение, что я испытывал это раньше, так что в переживании об этом не было смысла.

И вот так наступил канун Рождества. Я первым пришёл на наше место встречи и меня снова атаковало это чувство. Я видел это. Эти переполненные улицы, эти декорации. Я определённо где-то это видел…

— Извини, Ричи. Долго ждал?

И увидев внешний вид Нацуми, это чувство превратилось в твёрдое убеждение.

— Почему… та одежда…

На ней был белый, вязаный корсет, который был туго затянут вокруг её груди и тонкое, красное пальто поверх него. На ней также была юбка. В этом нет сомнений. Я определённо видел эту одежду где-то.

— Они выглядят… странно?

— А, нет. Совсем нет. Они хорошо смотрятся на тебе.

Но я не мог сказать ей что-то подобное.

— И-хи-хи. Твоя одежда тоже выглядит довольно красиво… итак, пойдём?

Я последовал за начавшей идти в оживлённой манере Нацуми и мы направились в торговый район. Но всё-таки эти вопросы продолжали вращаться в моей голове.

Почему?

Как?

Разве эта одежда не та же самая, которую она носила во сне? Почему она надела их сейчас?

— Ричи, смотри! Ну разве эта одежда не миленькая?

— Которая… ха.

Тем на что с оживлённым выражением на лице указывала Нацуми, был стоявший на витрине манекен. Но, подождите минутку. Разве я не видел этого? Тогда, Нацуми указывала на эту самую вещь с оживлённым голосом.

Я в волнении подтвердил своё окружение.

Люди приходили и уходили с игравшими на фоне Рождественскими песнями. Для меня, эта сцена с радостно гуляющими людьми представилась чем-то очень пугающим.

— Ричи? Что-то не так?

— Ах, ничего. Извини.

— Ну же. Как насчёт того, чтобы ты отложил свои мечтания на другой день?

— А-ага. Я уже понял… Ха, Нацуми!?

— Не могу?

Она скромно соединила свою руку с моей и мы продолжили идти в приподнятом настроении, не отпуская. Прогулка по наполненной Рождественскими красками улице должна быть чем-то радостным, но почему-то меня наполняло невыразимое беспокойство.

— Эй, Ричи, попробуй это.

— Д-да, это вкусно.

Из-за него мне пришлось напрячься просто, чтобы соединить эти слова.

— Эй, давай зайдём в это кафе ненадолго.

— Звучит здорово. Оно выглядит как изящное место.

Даже моя улыбка в итоге была несколько вымученной.

Под моим наслаждением была скрыта эта тревога, от которой я не мог избавиться. Я чувствовал тяжесть, как будто было что-то, что я не мог чётко выразить.

— Ричи, смотри. Какой прекрасный закат.

— Ах, уже так поздно, ха?

Это произошло в тот момент, когда я произнёс эти слова. Я был атакован наисильнейшим за последние три дня чувством дежавю.

Декорации, слова, которыми мы обменялись и чувства, которые я хранил. Всё это смешалось друг с другом и они все начали греметь в моей голове.

Это страшно. Мне действительно стоит игнорировать что-то, что настолько сильно меня беспокоит…?

— Нацуми, давай пойдём куда-нибудь ещё.

— Какой план?

— Давай пойдём куда-нибудь, откуда мы сможем отчётливо увидеть Пихтовую башню.

В действительности я планировал отвести её на школьную крышу и оттуда посмотреть момент, когда Пихтовая башня включает подсветку. Однако я чувствовал, что это плохая идея. В конце концов, если считать сон, который у меня был позавчера, то Нацуми уже дважды умерла на этой крыше.

Тем не менее, даже если я сейчас найду какое-нибудь другое место, то учитывая, что сегодня за день, я сомневаюсь, что поблизости будут открытые магазины.

С такими мыслями, я направился на самый яркий и заполненный людьми проспект в торговом районе.

— Ваа! Это поразительно, Ричи. Так красиво.

Как и сказала пока самым оживлённым голосом, декорации проспекта, безусловно, были за пределами моего воображения. Настолько сильно, что я даже на мгновение позабыл о своей тревоге.

Вымощенные камнем дороги простирались прямо вперёд. По обе стороны от них, которые имели ширину примерно четырёх полос, рядами стояли деревья гинкго(2) до недавнего времени покрытые яркими осенними листьями. Теперь, когда сезон сменился, каждое из них было покрыто яркими украшениями.

И за дорогой была высоко стоящая Пихтовая башня, которую мы ожидали сильнее всего.

Эти несколько, вернее, очень красивые декорации заставили других проходящих мимо людей в восхищении поднять их глаза и остановиться, чтобы сфотографировать их.

— Эй, давай тоже пофотографируем.

— А, эй. Не будь такой поспешной.

Нацуми, полная живости, плотно зацепилась за меня и настроив свой смартфон попыталась уместить нас обоих на экран.

— Ричи, подойди поближе. Я не могу сделать снимок.

— Я понял, не надо так давить на меня.

Для тех, кто смотрел на нас со стороны это было бы раздражительным, но сегодня был канун Рождества. Я хочу, чтобы они закрыли на нас глаза.

— Смотри, смотри, Ричи, эта получилась довольно красивой.

— Нацуми, сегодня ты точно в приподнятом настроении. Не возбуждайся слишком сильно и не поранься.

— Не обращайся со мной как с ребёнком! Я буду в порядке… Ах.

— Ах…

Когда дело доходит до смотрения в крошечный экран смартфона, то вам естественно нужно приблизить к нему своё лицо и с этой загруженностью поверх этого, мы в итоге приклеились друг к другу. Вау, рядом с нами даже есть целующаяся парочка.

— Э-это несколько напоминает мне то время. Знаешь, когда мы встретились на крыше.

Нацуми также бросала взгляды на эту парочку, в то же время, играясь со своими волосами.

— А-ага. Верно. Тогда тоже так получилось.

Дело не только в том, что мы были близко друг к другу. Моё сердце мчалось, а на щеках скапливалось тепло, но дело не только в этих причинах.

— Нацуми.

Когда я позвал её, побуждаемый своим сердцем, что билось как сигнальные колокола, я почувствовал, что мой тон звучал иначе, чем обычно.

— Что такое, Ричи.

Даже её ответ содержал определённое, отличающийся от обычного очарование.

— Я люблю тебя.

Я сказал это с тактом, который можно назвать лишь импульсивным.

— Да.

Кивнула она слёзным голосом.

— Я тоже.

Чувства, которые она не могла подавить переполняли каждое её слово.

— Я люблю тебя. Я тоже люблю тебя, Ричи.

Таким образом мир потерял свои очертания. В моём поле зрения была видна лишь Нацуми.

— …!

Желая заключить это счастье, я закрыл глаза.

За своими закрытыми веками я чувствовал её дыхание.

Ошпаривающее, иссушающее, опаляющее…

Волнение заполнило пространство между нами.

— Эй, убегайте!

— Оно падает!

— Берегись!

Когда я открыл глаза из-за доносящихся со всех сторон криков, то увидел падающее придорожное дерево.

— Нацуми…!?

— Ричи…?

И Нацуми придавило у меня на глазах.

— Ха?

Пока я стоял там ошеломлённый, моих ушей достиг внезапный звук взрыва. Его сопровождал необычный запах гари.

— Оно горит…!

Несмотря на то, что был слышен чей-то крик, я не мог сдвинуться ни на шаг. Я стоял совершенно опустошённый, будучи не в состоянии даже думать. Затем, только после того как кто-то потянул меня за руку я наконец пришёл в себя.

— А… Аааа… Ааааааааааа! Нацуми, Нацуми, Нацуми!

— Сказал же, что опасно, а ну вернись!

— Заткнись! Там Нацуми… Нацуми…!

Услышав взрыв.

И посмотрев на горящее дерево гинкго, я наконец-таки заметил это. Это определённо был не сон. И у меня перед глазами без сомнений горело дерево… и Нацуми тоже была там.

— …!?

Потом я вскочил и в волнении проверил свой смартфон.

Датой было «22 декабря».

— Время… обернулось вспять?

Моё одинокое бормотание поглотилось атмосферой моей пустой комнаты.

1.     23 декабря – День Рождения Императора;

2.     Гинкго Билоба - экзотическое дерево, которое растет во многих странах.