Переводил и редактировал Капитан Глум! То ли еще будет!

***

– О, да у неё не только платье потрёпанное! Посмотрите на волосы, на кожу! Ужасное зрелище! Позорище! И ведь она – якобы благородная, как и мы! Без стыда и совести!

– Она ведь дочь графа, не так ли? Да быть не может! Даже у купеческих дочек наряды и то лучше!

Из-за печально известного «дома с привидениями» и дурной репутации, к прозвищу «жалкий Дом Рудельдолгов» привыкли уже почти все. Аристократы всех рангов с нескрываемым удовольствием распускали сплетни и поливали Люсиану грязью.

Когда-то Люсиана была доброй и жизнерадостной девочкой — любимицей родителей и друзей. Но беспощадные уколы и насмешки точили её сердце, и на чистом зеркале её души появилась глубокая трещина.

Сколько бы семья её ни утешала — зеркало не склеить. И свет доброты больше не отражался в его осколках.

Растущий комплекс неполноценности искажал даже хорошие чувства, и, чем дальше Люсиана замыкалась в себе, тем хуже становилось. В Академии она отдалилась от подруг, а тьма внутри только крепла.

А затем наступил Весенний бал — праздник для детей аристократии, проходящий сразу после церемонии поступления.

У Люсианы не было ни красивого платья, ни достойного кавалера. Несмотря на уговоры родителей, она решила не идти.

...А ведь в глубине души она хотела. Очень хотела. Хотела быть частью всего этого. Но как пойти, если уже не в силах выносить издевки?

Граф Рудельберг, выбитый из колеи из-за перемен в дочери, потерял былую сосредоточенность. Он начал ошибаться в работе, пока, спустя три месяца после поступления Люсианы, не допустил роковую оплошность.

Так граф Рудельберг потерял доверие премьер-министра и его помощника и был уволен. Затем он попытался заняться незаконными делами, но честный по натуре человек оказался плохим преступником — вскоре его разоблачили.

И издевательства стали ещё злее: Люсиану стали звать «испорченной аристократкой». На зеркале её сердца появилась новая трещина — теперь оно стало чёрным, как смола, поглощая любой свет.

– Почему… Почему это происходит именно со мной? Раньше ведь всё было иначе… До того, как я приехала в столицу…

После ареста отца Люсиана больше не могла посещать Академию.

Почему именно она страдала? Почему только она? Эти мысли, полные боли и злобы, переполняли душу — и начали проявляться как магическая сила.

В таком состоянии она услышала звонкий смех. Весёлый, беззаботный — смеётся красивая девушка.

Первое, что Люсиана заметила, — это серебряные локоны, переливающиеся на ветру, гладкие, словно шёлк.

(Совсем не то что мои тусклые, клочковатые светлые волосы…)

Сереброволосая споткнулась, но тут же её подхватил красивый парень. Щёки девушки залились румянцем.

(И лицо у неё… живое, выразительное. А у меня — уставшее, бледное…)

(И рядом со мной — никого. Ни одного человека… кто бы… кто бы меня спас.)

Это было несправедливо. Ужасно несправедливо. Просто невыносимо несправедливо! Люсиана лишь сжала кулаки и стискивала зубы, глядя на эту девушку — дочь другого графа, Сесилию Легинбарт.

(Почему нас так по-разному встречают, если мы обе — дочери графов? Почему?! Почему я не могу быть на её месте? Это несправедливо… несправедливо… всё так несправедливо!)

И Люсиана… заплакала.

(О, какие изысканные слёзы Зависти! Твоё сердце треснуло от жажды чужого. Ты знаешь, что грех, но всё равно грешишь! Ты — идеальная пешка! Прими моё величие!)

Без предупреждения чёрный меч пронзил её грудь, а из него начала подниматься чёрная мгла, окутывая тело Люсианы.

В тот день родилась Ведьма Зависти.

– И что, потом она проигрывает героине и её казнит сам Тёмный? Это же слишком жестоко!

– В оригинальной игре о её прошлом вообще ничего не было. Историю добавили только потом, в сборнике лора.

В игре дуэль между Люсианой и героиней была построена как расследование.

Люсиана хотела подставить героиню, обвинив в несуществующем преступлении. Цель — разрушить её душу унижением, чтобы запечатать святые силы и лишить света.

Кстати, в роли наивной дурочки, которую она использовала для оглашения ложных обвинений, выступала не кто иная, как сама злодейка Анна-Мари.

В процессе противостояния героиня собирала улики и показания, доказывая свою невиновность. В финале она разоблачала Люсиану — и тогда начиналась настоящая битва. В зависимости от того, с кем героиня проводила расследование, менялись уровни симпатии у любовных интересов.

После победы героини Люсиану убивал Тёмный — той же самой магией, что он ей дал.

– Именно тогда героиня впервые начала пробуждать свои силы святой. Даже если бы Люсиана выжила, она всё равно была жертвой Тёмного. Единственная, кто действительно погиб.

С этой битвы начинался путь героини как святой, сражающейся с влиянием Тёмного.

– …Вот ты что называла «трагической героиней»! Как ты вообще могла забыть такого важного персонажа?!

– Ай, ну стыдно мне! Но это не совсем моя вина! Она теперь совсем не такая, как в игре!

– …Может, и правда наши воспоминания неполные. А вдруг есть ещё что-то, чего мы не помним?

(Интересно, конечно… но сейчас важнее Люсиана. Сейчас она точно не та, кого Тёмный мог бы склонить… хотя, подождите…)

Анна-Мари задумчиво наклонила голову. Что-то странное витало в воздухе. Та же странность, что и прежде. И вновь её мысли связали слова Кристофера.

– Эй, ты же говорила, что Люсиана не ходила на Весенний бал в игре? А почему тогда она была там вчера?

– …Вот оно!

Вот почему Анна-Мари чувствовала несоответствие — их нынешняя Люсиана жила в совсем других обстоятельствах, чем та, что была в игре!

Мысли Анны-Мари закрутились быстрее — она начала сопоставлять факты.

Кристофер фон Теолас, первый кавалер, не встретил героиню — Сесилию Легинбарт. Но девушка с таким именем всё же появилась на балу, хотя и выглядела иначе. Её сопровождал Лектиас Фрост — точно как в игре. Эта загадочная Сесилия танцевала с Люсианой, а потом рано ушла.

Вместо героини с Максвеллом Реклентосом, вторым рутом, познакомилась Люсиана.

Третий рут, Лектиас, сопровождал Сесилию. Значит, с Люсианой у него тоже есть связь — они же участвовали в танце однополых пар. И это важно, ведь в игре то, с кем героиня танцевала, меняло сюжет.

Четвёртый кавалер, Бьорк Кишель. В игре героиня участвовала в «схватке» на Весеннем балу.

А теперь это сделала Люсиана. Она спасла наследного принца, приняв удар от Тёмного, осталась невредима, меч Тёмного разрушен, сам он исчез, а Бьорк — под стражей.

В оригинале Люсиану пронзил тот самый меч — и она пала. Сейчас меч сломан, а сюжет пошёл совсем в другую сторону.

У неё было красивое платье. Её называли феей. Её считали идеальной невестой. Больше никто не звал её позором — теперь она была героиней, спасшей принца.

…Будто вся история теперь вертелась вокруг неё.

Анна-Мари могла думать только об одном:

(Неужели… Люсиана — такая же, как мы?.. Она тоже… перерождённая?)

И тогда всё становилось на свои места.

Если Люсиана помнила прежнюю жизнь, то могла знать о своём трагическом финале. Могла заранее подготовиться. Могла прочитать тот самый дополнительный лорбук, который Анна-Мари так и не успела.

Возможно, из-за этого героиня не появилась, а на её месте — другая Сесилия с другим характером. Всё — дело рук Люсианы?

Но Анна-Мари колебалась. Слишком уж искренней казалась улыбка той девушки. Без всяких скрытых мотивов. А ведь она, Анна-Мари, обучалась с шести лет на кандидатку в невесты и умела чувствовать фальшь за версту.

И главное: та Люсиана, что рисковала жизнью, спасая Кристофера, — не могла быть хитрой интриганкой.

Короче говоря, Анна-Мари ею восхищалась. Этого было достаточно, чтобы прогнать сомнения.

(…Но если я хочу быть уверенной, надо спросить напрямую.)

Анна-Мари решила: завтра, когда Люсиана проснётся, она её расспросит. И если та — перерождённая, всё объяснит и предложит объединиться.

Ведь Тёмный — это угроза, с которой им всё равно придётся столкнуться. Чем больше союзников, тем больше шансов. И если Люсиана присоединится — Анна-Мари будет только рада.

– Кристофер, когда Люсиана-чан проснётся завтра, мы… Кристофер?

Ответа не последовало. Анна-Мари повернулась — и увидела, что Кристофер уже крепко спит на кровати.

– Ну, Кристофер, как ты мог уснуть, когда мы тут обсуждаем важнейшие… а?

И тут её зрение помутнело, тело стало ватным. Она схватилась за подлокотник дивана, но сопротивление было бесполезным — дремота наступала стремительно.

(Что… происходит? Это… песня? Но ведь я поставила звукоизоляционный барьер…)

Пошатываясь, она вышла на балкон — туда, откуда доносилась мелодия.

И перед ней открылось завораживающее зрелище.

В небе над дворянским кварталом — сияющий фонтан, будто древо света, раскинул серебряные ветви над столицей. Даже королевский замок окутался этим мягким сиянием, став похожим на сказочное видение.

Сверху падали серебряные крупицы, словно снежинки. Анна-Мари протянула руку, и когда одна из частиц коснулась её пальцев — сознание начало ускользать.

(Эти частицы… Это что, магическая сила?.. Эта сонливость… Это всё из-за… этого серебра?)

Если свет, покрывший всю столицу, был чистой магией… значит, его источник — существо, превосходящее человеческое понимание…

Анна-Мари знала лишь одно существо в этом мире, способное использовать серебряную магию в таком масштабе.

(Эта сила… Неужели… это сила Святой?!)

В этом мире только два существа могли создавать настолько плотную магию, что она становилась видимой: Тёмный и Святая. Но если магия Тёмного — это чёрная, всепоглощающая тьма, то магия Святой — сияющий серебряный свет. И сейчас, прямо перед глазами Анны-Мари, именно этот серебряный свет укрывал столицу. Она не могла оторвать взгляда… и не могла сопротивляться угасающему сознанию.

(Святая… кто бы ты ни была… зачем использовать столько силы… Ах… я больше… не… могу…)

На последних силах Анна-Мари вернулась с балкона внутрь. Что произошло после этого, она уже не помнила — только то, что это было… приятно.

Так Анна-Мари медленно погрузилась в сон, и над королевской столицей Партезии воцарилась тихая, мирная тишина.

…А во сне ей снилась память из жизни, когда она была ещё Асакурой Анной. Когда это было?

— Эх, всякий раз, как вижу Люсиану-тян, мне становится так грустно, Анна-нэчан…

— Мне тоже, Майка-тян. Почему они не могли дать Люсиане-тян счастливый конец?

— Да что вы всё об этом!

— Но, они-тян, тебе ведь тоже жалко Люсиану-тян?!

— Ну, я согласен, её судьба отстой… но это же просто игра.

— Они-тян, ты ужасный!

— Да, Хидэки, ты ужасный. Поэтому тебя и отшила Акико-тян из третьего класса.

— Откуда ты вообще это узнала?!

— Не недооценивай нашу разведсеть, они-тян!

— Ужас, это слишком жутко! Пожалуйста, только никому не рассказывайте!

— Я не люблю сплетничать, болван.

Уголки губ спящей Анны-Мари чуть дрогнули, словно в улыбке.

А в другом сне — память Кристофера, когда он ещё был Куритой Хидэки…

— Слушайте, мы ведь уже на середине игры, а пятого рута всё нет. Где он?

— Точно. Обычно их всех представляют в начале.

— Хмм… О! Знаю! Пятый — это Тёмный! Его можно открыть только после полного прохождения!

— Ты идиот, они-тян.

— Помнишь, где Тёмного запечатали? В «Великом Лесу Ванарганд». Ты вообще знаешь, откуда это название?

— А с чего мне знать? «Ванарганд» — это вообще слово настоящее? Эй, вы чего вздыхаете?

— Они-тян, «Ванарганд» — это другое имя одного очень известного зверя…

— Оно отсылает к знаменитому волку из скандинавской мифологии — Фенриру. «Ванарганд» — другое его имя.

— А Тёмный выглядит как волк, потому что он основан на Фенрире, они-тян. Вот почему он не может быть романтической целью. Мы же вместе всегда играем, почему ты этого не запомнил?

— …Мне вообще не нравятся отомэ-игры, не вините, что не помню.

— Это не страшно! Просто будем играть с тобой, пока ты всё не выучишь, они-тян!

— Фуфуфу… Звучит весело. Удачи тебе, «братец».

— …Да заткнись уже. Давайте просто допройдём это.

На лице Кристофера появилась лёгкая гримаса… но в ней явно сквозила улыбка.

А в это время, у подножия великого серебряного дерева, в поместье Рудельберг в квартале знати…

Нежная колыбельная подошла к концу, и серебряное сияние, укрывающее столицу, постепенно стало угасать.

В слугской столовой, на скамье, сидела девушка с закрытыми глазами. И вдруг… она улыбнулась.

— …Он так спокойно спит.

У неё на коленях свернулся калачиком серебристый щенок. Малыш сладко спал, с выражением абсолютного блаженства на мордочке.