Переводил и редактировал Капитан Глум! То ли еще будет!
***
ДОМЕН РУДЕЛЬБЕРГОВ, расположенный в северной части Теоласа, когда-то считался одним из крупнейших и самых уважаемых во всей стране. Однако катастрофическое управление графа два поколения назад привело к тому, что более половины земель было утрачено, и с тех пор Рудельберги оставались дворянами лишь по названию. Их сверстники не упустили шанса посмеяться над падением семьи, прозвав их «недородами».
Понадобились десятилетия, чтобы выплатить долги, и даже после этого Рудельберги так и не смогли вернуть былое влияние. Денег в казне становилось всё меньше, но лорд никогда не забывал о своём народе — а народ, в свою очередь, не забывал лорда. Всего год назад, например, когда плохой урожай сулил голод, он взял удар на себя и снизил налоги, чтобы его подданные могли дожить до следующего сезона.
Человеком, проявившим такую щедрость, был граф Хьюз Рудельберг. Немногие лорды пользовались таким глубоким уважением как в семье, так и среди народа. Хьюз был человеком чести, взявшим на себя ответственность как за ошибки предков, так и за попытки их исправить. Он возвращал своему народу больше, чем имел сам, вырывая их из бедности.
Возможно, именно за это к нему и присмотрелись великий канцлер и вице-канцлер. В награду за свои заслуги граф Рудельберг получил одну из высших почестей, о которых мог мечтать дворянин, — должность в Королевской канцелярии, одном из важнейших правительственных органов королевства.
Семье Рудельбергов было что отпраздновать: и новое назначение, и поступление дочери в Королевскую академию. Планировалось отметить это после переезда в столичный особняк, но возникшие в уезде проблемы задержали супругов, и Люсиана уехала раньше. Из-за строгих правил академии она не могла отложить отъезд. Потому её родители так никогда и не узнали, в каком настоящем доме ужасов оказалась их дочь.
— Батюшки…
Хьюз Рудельберг стоял в том же месте, что и Люсиана месяц назад. Вестибюль был ему совершенно не знаком. Он бы выглядел весьма представительно — светлые волосы, тёплый взгляд карих глаз, — если бы не отвисшая от удивления челюсть.
— Это не может быть тот же самый особняк…
Марианна Рудельберг, брюнетка с зелёными глазами, выглядела не менее потрясённой. Её лицо застыло в выражении, больше подходящем для аквариумной рыбки, чем для графини.
Это не мог быть их столичный дом. Это место было не просто пригодным для жилья — оно выглядело роскошным. Грандиозным. Всё, чем никогда не была усадьба «недородов».
— Мы ждали вас, милорд, миледи.
А это кто ещё такая? Юная горничная? Единственную служанку, которую они помнили, можно было назвать «юной» только по сравнению с пергаментом.
— Мама! Папа! Вы наконец приехали!
— Люсиана! — вскрикнули граф с графиней в унисон.
Дочь бросилась им навстречу, вырывая родителей из оцепенения. Хьюз прижал её к себе с трогательной нежностью. Марианна едва заметно вздрогнула от внезапного порыва дочери, но, увидев, как та светится от счастья, тоже улыбнулась. Они так переживали за неё, оставшуюся в столице одну, — а вот она, сияющая, красивая, окружённая уютным домом, каким он должен был быть всегда.
— Как же я скучал, милая, — сказал Хьюз. — Я так рад видеть тебя здоровой.
Люсиана тепло улыбнулась, затем чуть отстранилась от отца, завела руку за спину и — резко опустила её вниз.
— Вот тебе за здоровье!
Шлёп!
— Бвгх! — прохрипел граф.
— Доченька?! — ахнула его жена.
Хьюз рухнул под неожиданным ударом по голове. Удар был сильным, но — странным образом — почти безболезненным.
Он с трудом поднялся, глядя на дочь с искренним непониманием.
— Люсиана! Что это значит?!
— Отвечай отцу! — возмутилась Марианна. — Мы тебя так воспитывали?!
Но Люсиана и не думала извиняться. Напротив, она смотрела на родителей, как на провинившихся слуг, надулось, как ребёнок перед капризом, и сверкала глазами.
В правой руке она держала… оружие? Нет, это было что-то похожее на сложенный веер… Нет, это и был веер. Бумажный. Хьюз никогда не видел ничего подобного. Ни оружия, ни инструмента — просто что-то из другой реальности.
— Дочь… что это у тебя?
— Бумажный веер. Он называется «харисэн». Используется для безболезнительного — но назидательного — наказания.
— Для чего?! — в ужасе воскликнула мать. — Люсиана!
— Я же сказала — безболезненного, мама. Я не собираюсь причинить папе вред. Только немного правды.
— П-по какому поводу? — заикаясь, спросил Хьюз.
— А как ты думаешь?! Из-за этого дома! Даже если у нас и есть семейная склонность к забывчивости, это уже просто безответственность!
— Дом? Да что ты городишь, девочка? Посмотри, какой он — настоящий шедевр… — шлёп!
Ещё один удар. Люсиана была очень довольна, что заранее натренировалась.
Мелоди, стоявшая рядом, утвердительно кивнула. Обучение прошло успешно.
После удачного званого чаепития Люсиана пришла к своей служанке с очень личной просьбой. Она хотела выражать своё недовольство эффективнее, чем словами. Мелоди знала идеальный способ: харисэн — бумажный веер, часто используемый в японских комедийных дуэтах как безболезненный способ дать партнёру пощёчину.
Один показательный удар — и Люсиана влюбилась. В уроки. В веер. Во всё сразу.
— Благодарю, что подтвердили мою правоту! — возмутилась новоиспечённая мастер харисэна. — Вы отправили меня сюда, в сарай, который бы рухнул от лёгкого ветерка, и даже не знали, куда отправляете?! Это уже попахивает жестоким обращением!
— Сарай? — Хьюз огляделся. — Где? Что за королевские боги, о чём ты вообще?..
— Объяснись, Люсиана. Мы с отцом с трудом верим, что это наш особняк, — сказала Марианна.
— И за это благодарите Мелоди! Это она всё отремонтировала! — продолжила гневно Люсиана. — Без неё мы бы до сих пор жили с крысами и привидениями!
— Мелоди?..
Люсиана кивнула в сторону черноволосой горничной, стоявшей на почтительном расстоянии. Та выглядела ровесницей Люсианы, но поклонилась с безупречной грацией, будто всю жизнь служила при королевском дворе.
Сделав милую улыбку, она заговорила:
— Приятно познакомиться, милорд, миледи. Я — Мелоди, горничная широкого профиля. Последние несколько недель имела честь заботиться о вашей дочери и вашем поместье.
Граф и графиня замерли в молчании. Постепенно до них начало доходить, насколько же девушка красива. Не так, конечно, как их ненаглядная дочь — но всё равно весьма-весьма.
— О, святые небеса! — выдохнул Хьюз. — Люсиана, а ведь ты ещё прекраснее, чем я помнил!
— Ну спасибо, что только сейчас заметил, — скривилась дочь и щёлкнула веером. Хьюз вздрогнул от одного звука — настолько он был уже психологически подготовлен к порке.
— Дорогая, а это платье... — нахмурилась Марианна. — Откуда оно у тебя?
На Люсиане было ярко-синее платье, искрящееся при каждом движении. Графиня могла поклясться, что такого в гардеробе дочери раньше не водилось — уж слишком оно было шикарным.
— Это то самое, которое ты подарила мне полгода назад, мам.
— Что?! Но это же невозможно! Оно выглядело совсем по-другому!
— Мелоди сделала с ним чудо. Тебе тоже стоит ей отдать пару платьев на переделку. Можно, Мелоди?
— Конечно, миледи, — почтительно кивнула горничная.
— Люсиана, я не совсем...
— Миледи, обед готов, — невозмутимо вставила Мелоди, пока графиня замялась.
— Спасибо, Мелоди, — кивнула Люсиана. — Мама, папа, я всё объясню за столом. А ты, папа, лучше заранее подготовься извиняться!
— Я... подумаю над своим поведением, — пробормотал Хьюз.
— Р-разумеется, — кивнула Марианна. — Но сперва я умираю с голоду.
Мелоди повела семью Рудельбергов в столовую. По дороге Хьюз озадаченно вскинул бровь:
— Слушай... у нас же была ещё одна горничная. Пожилая такая. Мелоди — это подмога?
— Та уволилась из-за травмы, — спокойно пояснила Люсиана. — А Мелоди заняла её место.
Становилось всё страньше: выходит, Мелоди — единственная служанка в доме?
— Но ведь она всё время была рядом с нами, — нахмурился Хьюз. — Кто тогда обед готовил?
— Мелоди. А кто же ещё?
Ответ явно казался Люсиане очевидным, но родители только переглянулись: горничная-то шла с ними. Как она успела готовить?
— Сейчас ей уже не приходится так выкручиваться, но сегодня я её специально попросила показать... трюк, — добавила Люсиана.
— Какой ещё трюк? — не поняла Марианна.
Люсиана будто загадку загадала — и это была бы лучшая альтернатива, чем то, что ожидало их в столовой.
— Сюда, милорд, — сказала Мелоди у одного стула.
— Ваша посадка здесь, миледи, — проговорила Мелоди у другого.
— Присаживайтесь, леди Люсиана, — сказала третья, у третьего стула.
Та же самая девушка стояла одновременно в трёх местах.
— Т-тройняшки? — заикнулся граф.
— Это ты ещё скромно выразился, папа, — фыркнула Люсиана.
— Чего?
Хьюз едва не подпрыгнул, когда...
Появилась Мелоди с вином. Следом — Мелоди со стаканами. Потом — Мелоди с закусками. Потом ещё одна. И ещё. И ещё. Мелоди. Мелоди. Мелоди. На любой вкус.
Они начали множиться как в кошмаре: то ли четверняшки, то ли пятерняшки, то ли вообще — без счёта.
Граф взвизгнул. Графиня — тоже. Люсиана зажала уши.
Когда дыхание у родителей кончилось, они синхронно упали в обморок прямо за столом.
— Милорд! Миледи! — взволнованно воскликнули все Мелоди хором.
Толпа горничных аккуратно подхватила бездыханных хозяев и унесла их в покои. А «главная» Мелоди осталась в столовой с Люсианой, побелевшая как полотно.
— Даже вопят в унисон... — буркнула Люсиана, не вынимая пальцев из ушей. — Вот уж действительно: два сапога пара.
— Я бы даже сказала, трое, — еле слышно добавила побледневшая Мелоди.
Люсиана приподняла уголок губ, будто услышала добавление.
До церемонии открытия Королевской академии оставалась всего неделя.