Когда всё наконец-таки закончилось уже прошло девять дней.
Эти девять дней были действительно беспокойными, что значит, что я вообще не добилась никакого прогресса в прочтении последней части «L’Etranger». Я всё ещё была застрявшей на моменте после первых свидетельских показаний на суде главного героя.
Мой отчим был в гостиной, болезненно спя среди толщи пивных банок. Хотя его отношение вообще меня не заботило. Он просто был таким, и, наверное, таким образом проявлял свою печаль.
Я оставила его там и не сказав ни слова, ушла в школу.
Всего за девять дней осень заметно усилилась, и я почувствовала, будто первые признаки зимы уже виднелись вдали.
Небо было чистым, но солнечный свет слабым, а ветер холодным. Хотелось бы мне иметь ещё один слой одежды поверх своей зимней формы.
Чёрная форма имела вид траурного платья.
Но у меня не было никаких намерений для траура.
Хотя с того момента как я в последний раз ходила в школу прошло какое-то время, она всё ещё была тем же скучным и чересчур официальным местом.
Однако Почкоедка отсутствовала, но все остальные присутствовали.
Я проигнорировала опасающиеся взгляды, а также надоедливую Цукасу, вместо этого заговорив с идеальным учеником с рукой в гипсовой повязке.
— Кто сломал тебе руку? – даже не поприветствовав его, спросила я в лоб.
Когда он отвечал, его лицо исказилось от смеси шока и страха.
— Я-я… просто упал.
— Ясно, тогда всё в порядке, – я намекающе усмехнулась и продолжила.
— Канистра.
Всё его лицо одновременно дёрнулось.
— Хочешь вернуть её?
— Ч-ч-что ты и-имеешь в виду? – его зубы начали громко стучать, а когда я смотрела на него, его глаза избегали мои.
— Ты оставил её на земле, недалеко от моего дома. В ночь, когда ты устроил пожар.
— Я ничего об этом не знаю! Я не имею с этим ничего общего, клянусь! – в ужасе прокричал он. Его тело слабело, пока защита вокруг его души разваливалась на части.
И это были все необходимые мне доказательства.
Если он был сообщником, то того кто был лидером, я знала наверняка.
Поскольку это была вся необходимая мне информация, то сказать мне больше было нечего.
— Это не моя вина! Это всё она! – прокричал он, встав. А потом его тело покинули все силы, и он безвольно упал на свою парту.
Через некоторое время, он начал всхлипывать.
Я пожала плечами и вернулась к своему месту.
Там, на меня с расплывчатой, взволнованной улыбкой – что на самом деле было для неё редкостью – смотрела Цукаса. И сказала.
— Саки, думаю, ты перегнула палку.
— Он просто, – я на мгновение взглянула на него.
— Пожинал, то что посеял.
— Не каждый, включая его, может вести себя достойно и оставаться сильным в любой ситуации, как ты. По крайней мере, ты в курсе этого, верно?
Это звучало почти так, словно она отчитывала меня.
Я посмотрела в окно и то, увидев, что было за ним. Погода выглядела холодной, временами над спортивной площадкой дул ветер. Я убрала волосы назад и ответила.
— Если ты не хочешь сказать что-то важное, тогда, пожалуйста, оставь меня в покое.
— Ты так держишь свои волосы по привычке? – вместо этого, она принялась говорить о чём-то совершенно бессвязном.
— Думаю, я только что сказала тебе оставить меня в покое, если ты не хочешь сказать что-то важное.
— А я хочу поговорить с тобой… Я думаю, что это что-то очень важное.
— Наверное… это привычка.
— Я думаю, тебе это очень подходит. Оно развеивает эту холодную ауру… – сейчас её улыбка была яркой, видимо она по какой-то причине наслаждалась этим.
—На самом деле я тоже хотела иметь длинные волосы, но они становились слишком вьющимися, так что я отказалась от их отращивания.
Она положила руки на обе стороны своей головы и начала хвататься за волосы.
— Ясно.
— Хотя это наследственное, поэтому я не могу ничего с этим поделать. У моей мамы тоже очень вьющиеся волосы. И когда наступает сезон дождей, наши с ней волосы вьются ещё больше, и мы выглядим как учёные, которые провели неудачный эксперимент. Если заглянешь в гости, я могу показать тебе фотографии этого.
Затем она убрала руки от своей головы, жестикулируя, словно та взрывалась и рассмеялась.
— Мои волосы… – я принялась хватать свои волосы. Эти чёрные волосы, которые так долго отращивала.
— Это тоже наследственное… они выглядят такими же, как у моей мамы.
Моей мамы, что зашла в пламя, крича имя моей мёртвой сестры и…
— Значит, тебе нравилась твоя мама.
— Нет, – сказала я.
— Я ненавидела её.
— Это не может быть правдой, – она немедленно возразила.
— Даже если я не ненавидела её, разговаривать об этом сейчас бессмысленно. Она уже мертва.
Я ещё раз погладила свои волосы. На ощупь они были шелковистыми, прямо как мамины, когда я трогала их так давно.
