– Ты что-нибудь знаешь о «переносе памяти»?
– «Перенос памяти»?.. – прислушался я к незнакомым мне словам.
– Вот, к примеру, один пациент, которому тоже делали пересадку органа, до операции к спиртному вообще не прикасался, а потом вдруг пристрастился к пиву, да ещё как.
Такая огромная перемена в пищевых привычках до и после операции?.. А я? Мои предпочтения в еде изменились? Я попытался вспомнить свой стол. Ватару обычно вкусно готовит, ну случаются иногда какие-то промахи, но в целом, не могу сказать, что недоволен. А может, потому что из-за лекарств мне приходилось слишком часто следить за тем, что я ем, я толком и не понял.
– А другой пациент до пересадки таскал домой книжки пачками, а после – вдруг стал заядлым спортсменом. А ещё у одного иногда случались сны. В этих снах рядом с ним постоянно кто-то был, и он подумал, что это присутствие донора.
– То есть, не так уж и маловероятно, что я сейчас испытываю влияние донора?
– Дальше – больше: истории о том, как впервые посетив какое-то место или получив какой-то житейский опыт, пациент переживал дежавю, будто это уже было в его жизни. Вплоть до того, что чуть ли не сам донор воскресал, и такие разговоры были.
Так значит, память донора может передаваться реципиенту? Разве не то же самое происходит сейчас со мной?
– Снечала память накапливается в гиппокампе. Но там она не может храниться долго. Поэтому, после того, как она там упорядочится, она отправляется в кору головного мозга на длительное хранение.
– То есть, у самого органа памяти нет?
– Не совсем. Мышление и запоминание осуществляется нервными клетками головного мозга. Но нервные окончания находятся не только в мозге. Существует теория, что в отличие от коры головного мозга другие органы могут в незначительном количестве накапливать память.
Я легонько коснулся груди там, где билось мое новое сердце.
– Кроме того, существует теория о том, что кровь донора в твоем новом органе содержит ДНК его мозга, и оттуда, якобы, транслируются привычки донора.
Но это сердце, разве оно не пытается мне что-то сообщить? И тот дождливый вечер, и эти красные линии - тоже...
Интересно, знает ли мой братец что-нибудь об этих красных линиях? В нерешительности я умолк. Но ведь он сейчас, вроде как, просто доктор?
– Знаешь... вот ещё что...
– Однако , это всего лишь гипотезы. С медицинской точки зрения это не доказано, к тому же есть веские причины для сомнений.
– А?
– Во-первых, вероятность того, что мы находимся под влиянием давней убеждённости в том, что характер человека обитает в его сердце. Во-вторых, человек находится вод воздействием длительного стресса после трансплантации и госпитализации. Особенно ты, кто с детства только и делал, что то попадал в больницу, то выписывался. И в-третьих, продление жизни вследствие успешной операции. Ведь раньше ты жил, зная, что тебе отведено не так уж много. Это очень драматичная перемена. Неудивительно, что твоё душевное состояние меняется.
– Хватит...
– И чувство вины за то, что, используя чужую жизнь, ты продлеваешь свою...
– Хватит! – не зная, что делать со своими чувствами, я треснул кулаком по стене. Звук удара эхом отразился от стен, и тут я вспомнил, что нахожусь в школе, да ещё и в туалете.
– Ты просто под впечатлением, Тама. Есть такие же люди, как и ты, которые перенесли трансплантацию и рассказывают точно такие же вещи, да и в прессе много раз поднимался этот вопрос. Но в большинстве своём эти случаи не были исследованы. Так что я не могу подтвердить, что изменения в привычках и в памяти происходят под влиянием донора.
Донор и реципиент не информированы друг о друге.
Если не удастся узнать, что за человек был мой донор, я не смогу определить, изменились ли мои привычки после операции и не смогу разобраться с этими дежавю.
Он пытается сказать, что телевидению нельзя доверять. Что, в конце концов, всё это просто выдуманная легенда.
– Предоставление органов донором осуществляется добровольно. Реципиент не отнимает жизнь донора и не наследует его судьбу. Так что не увлекайся.
Я не знаю донора и не могу ничего доказать. При том, что это сердце так отчаянно кричит о чём-то.
***
Не дослушав, я отключился, опоздал на классный час, и вот, наконец, сижу на церемонии открытия – в конце спортзала.
Осталось вернуться домой.
Ватару, скорее всего, уже выехал за мной. Я поспешил к обувному шкафчику.
– Тама, ты злишься?
– Вовсе нет.
Нора вызвался проводить меня до выхода, получив разрешение от классного руководителя.
– Что-то плохое случилось?
– Да нет.
– Ты чего так долго в туалете делал?
То, что сказал мне старший братец, не так уж и неправдоподобно. Ведь я сам когда-то думал, что сердце – это просто мышечный насос, в котором не обитает никакая воля. Но тогда что это за сон, от которого я буквально теряю сознание, и эти красные линии – что это такое?! Невозможно, чтобы всё это, вместе взятое, было одной сплошной иллюзией!
– Ничего. – открыв свой шкафчик, я швырнул кроссовки на пол. Наступая пяткой на пятку, стянул с себя сменную обувь, и тут Нора отнял у меня мои кроссовки. Он долго и пристально изучал их изнутри, а затем медленно перевернул. С глухим звоном оттуда выпала... выкрашенная под цвет стельки белая канцелярская кнопка.
