За окном плыли облака, слабый свет проникал в щель между занавесками и тускло освещал комнату. Луч света, лизнув острое лезвие, выхватил из темноты бледное лицо Мике.
Я не мог оторвать от него глаз, точнее, от ножа в его руке.
Кончик ножа слегка подрагивал, я присмотрелся и понял, что сам Мике мелко дрожит. Как будто его привычная жизнерадостность угасла, и его охватило неведомое острое страдание. Не замечая меня, Мике пожирал глазами канцелярский нож. Его руки тряслись, но правая выправилась и крепко взялась за рукоятку.
В моей голове пронеслись слова Норы: «Он всё время, снова и снова ранится в одном и том же месте.»
Так значит, красная линия Мике – ...!
– МИКЕ!
На меня уставились круглые глаза. Перекатившись, я вскочил с кровати. Раньше, чем успел подумать, я схватил его за руку.
– Та...
Его пальцы были как ледышки и упрямо дрожали. В смятении я всем телом ощутил свой собственный пульс. Сердце колотилось в ушах, будто взывая ко мне, чтобы я ни в коем случае не отпускал эту руку.
– Что ты делаешь?! – потянул я его за руку, которая держала нож.
Его лицо исказилось:
– П... пусти.
– Нет!
Я попытался отнять у него нож. Но сил не хватило, и, сцепившись, мы повалились. Пока мы боролись, нож летал между мной и Мике и вдруг метнулся в неожиданном направлении.
– У-у... – простонал Мике у моего уха. Поражённый, я приподнялся на руках и увидел, что он прижимает ладонь к правой руке. В точности в том месте, где была красная линия.
– Ми... Мике...
В какой-то момент я выронил нож и он снова оказался у Мике. Он сжал его изо всех сил.
– Прекрати!
Правая рука Мике взлетела в воздух... и замерла в неподвижности.
– Что это ты делаешь? – Нора держал руку Мике, подобно горе возвышаясь в тёмной комнате. Его обычно бесстрастные глаза пылали гневом.
– Пусти, говорю! – Мике попытался вырваться, но тщетно, силы были неравны.
Уловив момент, я кинулся к подушке, возле которой оставил пульт освещения, и включил свет.
От внезапной яркости на мгновение всё исчезло. Когда глаза привыкли к свету, я увидел, что Нора завладел ножом.
Я взглянул на руку шлепнувшегося Мике. По ней размазалась кровь. На первый взгляд порез выглядел неглубоким, крови было не так много.
Ни на Мике, ни на Норе, ни на мне красных линий видно не было.
По иронии судьбы, на сегодня, видимо, это единственная рана.
– Объяснись, – обратил Нора на Мике суровый взгляд.
Внезапно до меня дошло, что происходит недоразумение.
– Подожди, Нора, всё не так. Никто на меня не нападал. Похоже, тут другое, – потянул я его за рукав. Плохо будет, если Нора, привыкший драться, врежет Мике. Встретившись с ним глазами, я с мольбой посмотрел на него, убеждая в том, что это не ложь. Его ярость немного утихла.
Я взглянул на Мике, тот сидел с мертвенно-бледным лицом, уставившись в пустоту. Я взял его за здоровую руку и попытался поднять. Его пальцы всё ещё дрожали, покрытые холодным потом. Пытаясь передать ему немного тепла, я сильнее сжал его ладонь. Только сейчас, заметив, что кто-то держит его за руку, он поднял на меня глаза. Но тут же, скривив губы, понурил голову.
– Потом поговорим. А сейчас пойдём рану промоем.
Взяв его за руку, тихонько, чтобы не разбудить Ватару, мы пошли в ванную.
Открыв кран, я промыл водой его порез.
– Принести дезинфицирующий раствор? – спросил Нора, который стоял, прислонившись к двери. Я обернулся и помотал головой. Дезинфицирующий раствор, конечно, имеет антибактерицидное действие, но и соседним здоровым клеткам тоже достаётся, поэтому лишний раз его лучше не использовать. Это я от старшего брата слышал. Не помню, было ли это, когда я сам поранился, однако, когда-то он мне так сказал.
Совет старшего брата... нет уж, лучше на другого врача сошлюсь.
– Тамочка, – голос Мике вернул меня из размышлений, и я повернулся к умывальнику.
– Чего?
– Зачем ты меня остановил? Ты ведь мог порезаться...
– В тот момент я об этом не думал.
Действительно, я всегда остерегался ран, но в тот момент тело само рванулось вперёд. Если бы я замешкался, было бы уже поздно. Но правильно ли я поступил? Я спросил себя, был ли какой-то другой способ, но так и не смог найти ответа...
– Ты ведь собирался себя порезать.
– Да.. но...
Я украдкой глянул на зеркало. На Мике лица не было.
– Что с тобой, тебе ведь в душе десять лет.
– Угу.
Тому, что он так поступил с собой, должна быть какая-то причина. Но спрашивать не решился, ещё подумает, что насмехаемся.
Ну хватит, решил я и остановил воду. Когда я вытер его руку полотенцем, Мике поднял глаза:
– У меня в прошлом году... брат умер.
