– Мике всё время ранится в одном и том же месте?
Это порез? Или может он вывихнул палец, когда ловил мяч? Если бы он занимался спортом, то вполне мог бы получать похожие травмы раз за разом.
Но, насколько я знаю, Мике не из тех, кто ходит по секциям.
Постоянно ранить одно и то же место – как-то язык не поворачивается списать все это на случайность.
– Ты уверен, Нора?
– Ты в школу не ходишь, вот и не заметил.
Погода сейчас неуклонно меняется к весне. То самое время, когда в теплой одежде уже жарко, а в тонкой еще холодно. Через несколько дней начнутся занятия, так что скоро я увижусь с Мике.
Одно и то же место ранить неестественно, – не выходило у меня из головы.
Однако за весь год больше ничего плохого с ним не случилось. Может быть, мне можно увидеть его пораньше?
– А что за рана у него?
– Под повязкой не видно. Ткань не влажная, так что, думаю, рана не открытая.
Нора закатал рукав на своей левой руке и показал:
– Где-то здесь.
Предплечье ближе к локтю.
– А Мике что сказал?
– Типа неприятности.
– Неприятности. И ты поверил.
Впрочем, если бы Ватару так сказал, я бы тоже поверил.
В любом случае я никак не мог понять, почему аккуратный Мике неосторожно ранится в одном и том же месте.
Не в силах сдержать беспокойство, я достал из портфеля телефон.
Набрал Мике, но дозвониться не смог. Делать нечего, я взял с вешалки только что снятую куртку.
– Ты куда?
– К Мике. Неспокойно мне.
– Нельзя.
Расправляя закатанный рукав, Нора с силой потянул меня за капюшон. Я покачнулся и чуть не упал, но он поймал меня своими сильными руками и усадил обратно на кровать.
– Ты устал. Так что сидеть.
Я тут же снова попытался встать, но он навалился всем весом мне на плечи, не давая подняться.
– Нора, – воззвал я к нему с укоризной.
Тщетно. Он отнял у меня куртку и зашвырнул её подальше.
– Опять в больницу хочешь вернуться? – сказал он, указывая на след от капельницы на моей правой руке. С детства мои руки часто бывали лиловыми от того, что в тонкие вены было трудно попасть иглой.
– Ладно. Тогда завтра. Если беспокоишься, можешь тоже пойти.
Впрочем, я мог бы и не говорить – он и так бы пошел.
Наконец он отпустил меня.
Честно говоря, поход к Мике по поводу его раны был отчасти предлогом. На самом деле мне хотелось вдохнуть воздух окружающего мира.
***
На следующий день у Норы на щеке пластыря уже не было. Его порез и так не был чем-то серьезным, да он особо и не обращал внимание на свои царапины.
– Как насчет прогуляться?
Дойдя по тротуару до светофора, мы перешли дорогу. Я шел своими собственными ногами, чувствуя городскую толкотню всей кожей. Это ведь то, что делают все люди в обычной жизни. И мне тоже хотелось делать так же. Хотелось!
– На машине если, к черту такую прогулку!
– Раз ты такой упрямый, думаю, Ватару разрешит до станции пешком дойти.
Ватару по профессии книжный иллюстратор, поэтому обычно работает дома. Обмануть его очень сложно, а сказать начистоту, что хочу выйти – сразу в машину затолкает.
– Он с меня глаз не сводит. Перед тем, как выписаться, я тренировался выходить на улицу, и тогда он вроде был спокоен. После реабилитации я и физкультурой смогу заниматься.
Мы уселись на пустую лавочку на платформе, и я стал разглядывать спешащих куда-то прохожих. Не мог отвести взгляд от людей в офисной одежде, то и дело на ходу поглядывающих на часы. От одной мысли, что я тоже смогу работать, как они, мне почудилось, будто сжавшийся мир снова расширяется.
– Я знаю, – произнес Нора, – что у твоего донорского сердца ещё не наладилась связь с твоими нервами, поэтому, если с сердцем что-то случится, ты не почувствуешь боли.
Это факт. У сердца, которое сейчас бьется в моей груди, еще нет контакта с мозгом. Поэтому, когда я двигаюсь, мой пульс не сразу ускоряется, и наоборот. Со временем мозг начнет приспосабливаться, вырабатывать гормоны, и связь с нервными окончаниями наладится. Но это все вопросы будущего.
– Кто это тебе наговорил?
– Цукаса и Ватару. Просили приглядеть за тобой.
Словно заглушая мой глубокий вздох, прозвучало объявление.
Там и сям люди, поднимаясь с лавок, потянулись к платформе. Нам с Норой удалось проскользнуть в первых рядах. Когда я увидел поезд, с ветерком приближающийся к платформе, грудь переполнилась волнением. Пропустив выходящих, мы вошли в головной вагон. Там как раз были свободные места. Я сел и обвел вагон взглядом. В груди снова затрепетало. В естественной, повседневной жизни, теперь есть и я. Теперь я тоже часть этой жизни! Я взглянул на Нору. Он сидел, прикрыв глаза. Наверное, качка его убаюкала, да еще толкотня и греющие спину весенние лучи... Мне захотелось еще порадоваться ощущению жизни, и я снова посмотрел в вагон.
Но...
Что это?..
То, что отразилось в моих глазах, вовсе не было похоже на счастливую жизнь.
Не о такой жизни я мечтал.
