Сменились времена года и вот, в начале осени я, наконец, выписываюсь. Обследование и восстановление заняли определенное время, но главное было в другом.
Мой брат, не дожидаясь пока я выпишусь, сразу после того пошел в полицию.
Убедившись, что моё состояние стабильное, он решил сдаться с повинной. Неудивительно, что его поступок наделал много шума. В тот день всё внимание обратилось на меня, спасённого благодаря проступку брата. Публике неясно – преступник я или жертва. Но, понимая, что журналисты неизменно будут за мной охотиться, соседняя больница согласилась укрыть меня.
Раздался лёгкий стук в дверь, и не успел я ответить, как в щель просунулось лицо Ватару.
– Ну что, готов? – спросил он.
– Угу.
Ватару взял сумку, туго набитую моими вещами и мы вышли из палаты.
Мы шли к лифту по длинному коридору.
– Тебе теперь некоторое время немного... нет, довольно нелегко придётся.
– Знаю.
Хоть уже прошло несколько месяцев с тех пор, как брат сдался с повинной, после моей выписки он опять будет у всех на устах. Даже если скрыть имя, те, кто меня знают, поймут, что это я.
И школу, и моих друзей – всех впереди ждут трудности.
– Нельзя было ему так поступать. Пусть даже была причина, даже если его простят, думаю, нельзя было так делать, – сказал я.
Суд ещё впереди.
Но, каким бы ни был приговор, карьеры врача ему уже не видать.
Он навсегда утратил эту квалификацию.
Цена, которую заплатил мой брат – не только жизнь Шиины Тооя. В неё входит и его собственное будущее. Поэтому я не могу абсолютно во всём одобрить его поступок.
– И всё-таки его поступок не бессмысленный, то, что он сделал – не зря, я...
Меня оживили жизнь брата Мике, жизнь Шиины Тооя и любовь моего старшего брата.
Всё началось с этого сердца, и моя жизнь была спасена.
Поэтому.
– Я своей собственной жизнью это докажу.
Пока это сердце бьётся, я не сдамся.
Не позволю двум жизням и любви брата пропасть даром.
Я принимаю ответственность за судьбу этого сердца.
Возможно, в будущем и мне, и брату будет о чём пожалеть. Но потом часто будет так, что мы будем радоваться тому, что я жив. У меня есть те, кто научили меня так думать.
– Я тебя поддержу, – отозвался Ватару. – Ведь ты - наша форма счастья.
***
Мы спустились в холл на первом этаже. Там рядышком сидели Нора и Мике.
Посещение пациентов было разрешено только членам семьи, так что теперь мы впервые увиделись через несколько месяцев с того самого дня.
Ватару, сказав, что пойдет развернёт машину, ушёл вперед.
Я приблизился к ним, первым меня заметил Нора.
– Тама!..
Я обнял его в ответ и через его плечо посмотрел на Мике.
Мике сидел с кислой рожей. Увидев на его правой щеке синяк, я удивился, но до меня тут же дошло: это Нора его наградил.
Раз уж я вижу их тут сидящих рядом – решили вдвоём отвечать за ошибки прошлого.
– Тамочка! С выздоровлением!
– Спасибо. Пришёл меня встретить?
– Угу.
Мике повернул ко мне здоровую щеку:
– Давай, врежь мне!
– Че?.. Как бы... от удара мне же хуже будет, так что лучше воздержусь.
– Ну... Ну, тогда отругай меня!
– Злиться утомительно, так что я пас.
Мике озадаченно потупился. Я протянул ему правую руку.
Он на меня много обижался и злился. Но мои хорошие чувства к нему не могут измениться, и я думаю, что он чувствует так же. Не могу представить, чтобы все дни, которые мы провели вместе, были сплошной ложью.
– Если я снова где-нибудь рухну, ты ж меня дотащишь? Как тогда, на церемонии открытия.
Мике бережно взял мою руку, будто принял какую-то драгоценность.
– Само собой!
Я был доволен тем, что он принял мою руку и рассмеялся. Мике озарился улыбкой. Кажется, я уже целую вечность не видел, как он улыбается.
– Как сам-то?
– Вялый, тяжелый, усталый.
– Как же так?
Как я и думал, то, что я раньше мог бегать, это всё благодаря сердцу Шиины Тооя.
Даже после реабилитации тело не становится таким, как ты ожидаешь. Сразу дыхание учащается, сердце, не до конца сросшееся с нервами, даёт аритмию. Что же это за легкость была такая тогда?
В ближайшее время бегать не смогу, строгий восстановительный режим, вялость, слабость, мгновенно устаю, но...
– Но мне кажется, что сейчас я намного больше живой, чем раньше.
– Вот как! – порадовался Мике.
Нора, продолжавший сжимать меня в объятиях, хлюпал носом. Я медленно погладил его большую спину.
– Спасибо, что ты жив,– всхлипнул он.
– Спасибо, Тамочка.
Вот видишь – немало есть мгновений, когда можно порадоваться тому, что я жив.
***
Времена года сделали круг и снова наступила весна.
Я завазял галстук на накрахмаленной рубашке и, глядя в зеркало, пригладил волосы.
Посмотреть справа, посмотреть слева, последняя проверка.
– Тама, опоздаешь на церемонию поступления! – донёсся из коридора голос Ватару.
Я глянул на часы. Времени было ещё достаточно.
– Та-а-ма-а!
– Уже иду! – ответил я подгоняющему меня Ватару, который ликовал больше меня.
Держа начищенный до блеска портфель, я подошел к столу и поприветствовал его.
– Ну, я пошёл.
*** Конец! ***
