Беспокойство в этот день пожирало Миё заживо. Она по глупости приготовила еду для человека, который опасался отравления. В результате не только еда пропала, но и Киёка остался без завтрака. Если бы он действительно был так безжалостен, как гласила молва, он бы сразу же избавился от нее. В любом случае, выгнать ее, как и всех предыдущих женихов и невест, было лишь вопросом времени. Юриэ сказала, чтобы не обращать на это внимания, как будто это вообще возможно. У Миё не было дома, куда можно было бы вернуться. Может быть, ей стоит поискать какое-нибудь место, где она могла бы работать горничной. Девушка подумала, не проклята ли она, обреченная расстраивать людей, куда бы она ни пошла.
Когда через несколько минут после возвращения с работы она заставила Киёку вздохнуть в раздражении, страх пронзил её грудь, как нож. Она прикусила губу.
– Юриэ не приготовила тебе еду?
Нет, нет, он не должен сомневаться в Юриэ. Миё не заметила ни враждебности в его глазах, ни угрожающего тона. Она запаниковала.
– Я... она не виновата...
Миё попросила Юриэ не готовить для неё ужин, потому что она доест то, что осталось от завтрака. На обед она съела немного, а остальное отдала сборщику пищевых отходов из соседней деревни. Не потому, что не хотела есть, – она действительно хотела, – но после долгих лет питания маленькими порциями раз в день, желудок уменьшился, а предыдущий проступок испортил аппетит. Однако она не хотела признаваться в этом Киёке, опасаясь, как он это воспримет. К тому же, если она скажет ему правду, он спросит, почему она не ест как следует у себя дома, и узнает, как к ней относилась семья, а это она предпочитала держать в тайне.
– Я... у меня не было аппетита. Я попросила Юриэ не готовить на меня.
– Правда? Ты плохо себя чувствуешь?
– Нет, я... просто иногда не хочется есть.
Чувствуя, что Киёка теряет терпение, она ответила уклончиво. На самом деле, с аппетитом у неё не было проблем – дома она просто не всегда могла поесть.
– Как скажешь.
В его голосе звучала усталость. Миё почувствовала некоторое облегчение, приняв его заботу о её здоровье за знак того, что он не собирается выгонять из дома. Он снова вздохнул, сказал ей, что пойдёт переоденется, и отправился в свой кабинет, служивший ему спальней.
Он незлопамятный человек.
Она вспомнила, что сказал ей Юриэ, когда она приехала.
– Я знаю, что о молодом господине ходит много неприятных слухов, но на самом деле он добродушный человек. Не стоит так бояться.
Тем не менее, она всё ещё боялась его. Он редко улыбался, а его глаза и голос в то утро были настолько холодными, что одно воспоминание о них заставляло её дрожать как лист. Каким-то образом его необыкновенная красота только усиливала страх.
И всё же его извинения застали её врасплох. Он даже спросил, не заболела ли она. Медленно, но верно Миё убеждалась, что Киёка не так уж бессердечен, как ей казалось вначале.
– Что-то он остыл.
Проворчал Киёка, откусив от своего ужина.
Юриэ приготовила блюдо и изящно сервировала его, не разогревая, поэтому сейчас еда была тёплой. Закончив работу, она уже вышла из дома. Киёка разрешил ей уйти пораньше, так как она приезжала на работу и не жила в доме.
– Мне очень жаль...
– Ты ни в чём не виновата. Почему ты извиняешься с каждой фразой?
Миё сидела, прислонившись к стене, готовая ответить, если ему что-то понадобится. Он резко взглянул на неё, и она опустила голову. Её постоянные извинения были ещё одной привычкой, которую она привезла из дома. Стоило ей как-то раздосадовать мачеху или сводную сестру, как они осыпали её оскорблениями, и единственным выходом для неё становились унизительные извинения. Если она не извинялась сразу, их мучения усиливались, и это уже стало рефлексом. Но она не могла рассказать об этом Киёке, поэтому сидела молча, уставившись в пол.
–Ты не скажешь?
– Я так...
– Не извиняйся.
Сказал он, прервав её.
Его голос был тихим, но властным и требовал немедленного повиновения.
– Не извиняйся. Если делать это слишком часто, это потеряет смысл.
Возможно, он был прав, но она не была уверена, что сможет подавить эту укоренившуюся реакцию.
– Спасибо за еду.
Киёка отложил палочки и не успел доесть. Его великолепная внешность контрастировала с холодным, угрожающим поведением. Миё до сих пор считала правдоподобными рассказы о том, что он беспощаден и способен хладнокровно убивать, однако его манеры были совершенно изысканными, без малейшей грубости. Его грациозность походила бы воспитанной девице из благородного дома. Может быть, этот военный действительно обладает нежным духом, как говорила Юриэ?
– Я... я пойду подогрею для вас воду в ванной...
Он покачал головой, прежде чем она успела закончить "прямо сейчас".
– Я сам могу об этом позаботиться.
– Но...
– Я всегда делаю это сам. Ванна здесь не такая, как в большинстве домов. Кому-то, кроме меня, трудно ею управлять.
– Как это?
– Для нагрева воды используются сверхъестественные силы. Юриэ тоже не может ею пользоваться.
Миё слышала, что пиромантия – одна из способностей, которыми наделяет его дар, но ей и в голову не приходило, что её можно применить для подогрева воды в ванной. Она действительно не разбирается в таких вещах. Несмотря на то, что оба её родителя имели дар в родословной, она родилась, не имея даже Духа-Зрения. Ещё одна причина, по которой она не годилась в жены Киёке, аристократу с необыкновенными сверхъестественными способностями.
– Что-то случилось?
– Н-нет, ничего особенного.
Она предположила, что он не знает об отсутствии у неё особых способностей. Хотя его, похоже, не особенно интересовало, что могут предложить потенциальные невесты, стучащиеся в его дверь, он, должно быть, ожидал, что она, по крайней мере, обладает зрением духа, учитывая её происхождение.
– Я не должна была выходить за него замуж.
Она ему не подходила. Киёка Кудо мог бы найти себе более достойное занятие, чем брать ее в жены.
Такая женщина, как Кайя, совершенная во всех отношениях, подошла бы ему гораздо больше.
Позже, когда Миё старательно убиралась на кухне после ужина, Киёка заглянул к ней. Он был одет в лёгкую пижаму и только что принял ванну. Миё вопросительно наклонила голову, и он объяснил, что хочет, чтобы она снова приготовила для него завтрак.
– Прости, что я не съел то, что ты приготовила для меня утром. Ты можешь приготовить завтрак завтра.
Киёка выглядел расслабленным после ванны, его угрожающая аура стала менее интенсивной. Хотя его брови были слегка нахмурены, как будто то, что он говорил Миё, давалось ему нелегко, в целом его вид был более молодым, не таким, как раньше.
Миё, как правило, быстро соглашалась на всё, что от неё требовалось, но причина, по которой она расстроила его тем утром, была ещё свежа в её памяти.
– Вы... Вы уверены, что хотите, чтобы я это сделала?
– Да. Но если ты отравишь меня, я не проявлю милосердия.
– Я никогда не посмею сделать это!
Она в ужасе покачала головой. Конечно, у неё не было ни знаний, чтобы отравить кого-либо, ни выбора, чтобы попытаться убить Киёку. Если бы её отец хотел его убить, он бы послал опытного убийцу. Всё, чего ждали от неё отец, мачеха и сводная сестра, - это отказ и остракизм.
– Тогда у нас не будет проблем.
Он повернулся, чтобы уйти с нейтральным – или, возможно, довольным – выражением лица.
– Д-да, господин…
Пробормотала она в замешательстве.
В доме Киёки, залитом солнечным светом, царила тёплая атмосфера. За окном пели птицы. Но для Миё этот прекрасный дом не был убежищем.
