Услышав тяжелую речь Летиции, Эйла с грустным выражением лица повесила голову. Ее прямолинейные слова должны были вызвать множество разнообразных вопросов, но никто не мог ничего спросить.
Я тоже не могла сказать "Почему?”
Как ни крути, выбор Летиции не привел бы ни к какому хорошему будущему. Это выбор, который никого не спасет.
Но, возможно, это был единственно возможный выбор.
Пока я молчал, перебирая в голове эти мысли, Юри заговорил.
— Так ты продал себя, чтобы временно накормить голодающих детей... Хотя эти действия и решимость вызывают у меня восхищение, я не могу не задаться вопросом. Почему вы не могли сделать другой выбор? Зарабатывать на работе, привлекать новых участников, я думаю, есть масса других вариантов. И, прежде всего, если именно каллистоизм считает добродетелью оказание помощи менее удачливым, то не изменится ли результат, если вы попросите помочь и другие церкви.
Небрежно поинтересовалась Юри столь сложной темой. Конечно, все это важно, но какое лицо мы должны сделать, если при этом всплывет история о том, как Летиция все это время торговала своим телом?
Но Летиция с мрачным лицом ответила на вопрос Юри.
— В калистоизме, как правило, нельзя работать на стороне. Были бесчисленные попытки обратиться к священникам и попросить помощи у церквей других городов, но это не дало никаких результатов. Увеличение суммы пожертвований также не принесло результатов, вероятно, из-за высокой стоимости денег в этой стране...
Летиция пробормотала, не закончив фразу, и опустила глаза. У меня стало еще тяжелее на сердце, когда я увидел, что в уголках ее глаз блестят слезы.
Летиция отчаянно пробовала разные идеи, но не могла смириться с тем, что дети в это время будут умирать, - вот как это происходило, я думаю.
Проведя там такие адские дни, вы, конечно, не захотите возвращаться в этот город.
Неожиданно возникает другой вопрос. Это то, что случилось с Летицией потом.
— Если тебя продали в рабство, то почему ты здесь? Как тебе удалось сбежать?
— Да, да… Э, Айфа?! То, как ты это говоришь...
Айфа прямо озвучила вопрос, который не давал мне покоя. Однако я невольно отпрянул, так как то, как Айфа спросила об этом, прозвучало слишком прямолинейно.
Какая прямота.
Однако Летиции, похоже, было все равно, и она кивнула, вытирая глаза.
— Ах, да. Я стала рабыней и была продана в рабовладельческий магазин. Наверное, из-за редкости бывшей монахини, на следующий день нашелся покупатель из числа знати, и меня подготовили. По какой-то причине моя одежда осталась все той же монашеской рясой... меня осмотрели, почистили и посадили в повозку. Видимо, купил меня очень высокопоставленный аристократ, так как место назначения находилось в глубине аристократического района, поэтому проезд через внутренние ворота занял некоторое время.
— И вам удалось сбежать?
Летиция дала неопределенное подтверждение.
— Так, торговец рабами был убит... И я воспользовалась этим хаосом...
— Убит? Рабами?
— Н-нет... Наемник, чья семья попала в рабство, пришел отомстить. Похоже, торговец был гнусный, если находил человека, которого можно было продать за большую сумму, он использовал граничащие с незаконными методы, чтобы загнать его в рабство...
Слушая тяжелый рассказ о прошлом Летиции, я все больше жалел о том, что приехал в эту страну.
Надо было выбрать более приятную и симпатичную страну. Нет, только по виду из камеры дальнего обзора городской пейзаж выглядел очень интересно.
— Я была долговым рабом, поэтому у меня был только временный контракт с работорговцем. Поскольку это был редкий случай, и я была одета как монахиня, мне удалось сбежать за пределы города, я не могу назвать это иначе, как удачей.
Молча глядя на говорящую Летицию, я киваю, показывая, что следую за ней.
— Значит, эти дети - те самые сироты, о которых вы заботились?
— Я привезла только пятерых сирот. Было еще восемь детей, но церковь должна справиться, если их будет так много, к тому же я подумал, что здесь будет безопаснее, чем за городом, поэтому я решил их не брать. Остальные дети блуждали за городом, не находя себе места.
— Эх, за городом?
Удивленный, я смотрю на детей. Их явно больше пятнадцати, если вычесть из них пятерых, то получается, что она уже приютила больше десятка?
— Может быть, прошло уже несколько лет с тех пор, как вы начали здесь жить?
На этот вопрос Летиция горько усмехнулась, видимо, поняв, что я хочу сказать, и покачала головой, осторожно поглаживая по голове спящего рядом с ней ребенка.
У упавшего без чувств ребенка были раны по всему телу. Он еще спал, но, поскольку пульс был стабильным, проблем быть не должно.
Посмотрев вбок на спящего рядом ребенка, Летиция открыла рот.
— Нет, еще и года не прошло... Невероятное количество людей приезжает и уезжает из этого города, но, в свою очередь, огромное количество людей также оказывается на улице. Как ни прискорбно, но вместо того, чтобы умереть от голода, некоторые предпочитают выбросить детей, которые станут обузой, и отправиться в новый путь. Не так уж редки и родители, продающие своих детей в рабство...
— Своих собственных детей…
— Это печальная история, но и в других странах есть немало родителей, которые отдают своих детей на усыновление или продают их работорговцам.
Пока я ошарашено слушал, Летиция горько рассмеялась. Когда я с недоумением посмотрел на нее, она мягко улыбнулась.
— Вы добрый человек. Чтобы так переживать из-за рабства и выброшенных детей, вы, наверное, очень высокопоставленный дворянин, далекий от простого народа? Но вы видите в нас, рабах и сиротах, таких же людей... Если бы все были такими же, как вы, то эта страна наверняка...
Горестно сказала Летиция и опустила глаза.
Выходя из дома Летиции, я глубоко вздохнул.
Поскольку у меня есть деньги, то помочь им было бы легко. Но это не дает кардинального решения проблемы.
— А пока давайте вернемся в город. Я хочу узнать больше об этой стране.
Когда я оглянулся, все кивнули в знак согласия с серьезным выражением на лицах.